- Unregistered
-
- Статус:
- Свободен
|
немного об РПЦ из журнала Русский NewsweekQUOTE | В первое воскресенье после похорон патриарха Алексия II местоблюститель патриаршего престола митрополит Кирилл служил литургию в Троице-Сергиевой лавре. Когда митрополит вошел в Успенский собор, к монастырскому охраннику подбежала бабушка в бежевой кофте. «Кто это?» - громко прошептала она. «Это Кирюша», - фамильярно, но ласково отозвался охранник об одном из наиболее вероятных кандидатов в патриархи. «Западник он и реформатор, - вмешалась молодая иконописица Екатерина, - нам не политик, нам молитик нужен», - сказала она. Сам же «западник» и «реформатор» вдруг заговорил о «борьбе с внешними врагами» и «защите духовных рубежей».
Нового патриарха изберут в конце января. Как бы ни хотелось Кириллу избежать аналогий, в лавре его визит восприняли как старт предвыборной кампании. Монастыри - это наиболее консервативная часть церкви, и немудрено, что в Троице-Сергиевой лавре митрополит пытался представить себя охранителем.
Нынешнюю кампанию светские наблюдатели сразу представили как конфликт между консерваторами и либералами, и Кирилл считается либералом. На самом деле межпартийная борьба в церкви в прошлом. От нее остались лишь разные ярлыки, которые носят представители одного широкого центристского блока в РПЦ. Можно сказать, внутрицерковная «Единая Россия» образовалась сама собой. «Покойный патриарх задал такой тон, что православные, хотя и имели разные стремления, смогли остаться в лоне церкви и не расколоться», - говорит историк-религиовед Андрей Зубов.
Главная идея церковных центристов - отстоять традицию: хранить основы веры (догматы, таинства, обряды), влиять на общество, но держаться подальше от политики. При Алексии II в церкви сформировалось однородное большинство, и в этом смысле новый патриарх может не бояться крупных расколов. Появился своего рода церковный средний класс, который заинтересован в стабильности. Теперь церкви угрожает другая опасность: если Алексий II спас РПЦ от раскола, то преемник должен спасти ее от застоя, в который она погружается.
Двадцать лет назад церковь была маленькой - около 7000 приходов. Сейчас их в четыре раза больше. Отличить либерала от консерватора было очень просто. Первые призывали перевести богослужение с церковнославянского на русский язык и ввести обязательную катехизацию - обучение основам веры - всех новопришедших. Стремились к более тесному общению с инославными, в первую очередь с католиками. Вторые - консерваторы - говорили о монархии и святой Руси и призывали судить модернистов церковным судом. Церковь станет пристанищем мракобесов, пугали либералы. Нет, она превратится в протестантскую секту, твердили ревнители. Посторонние ничего этого не видели, кроме того, что в одни храмы пускали в джинсах, а в другие - только в юбке и в платке.
В начале 90-х церковное начальство разобралось с модернистами. Реформаторов заклеймили «неообновленцами» - по аналогии с обновленческим движением 1920-х, которое поддерживали большевики. Некоторые приходы расформировали, неугодных священников перевели в подчинение к ревнителям или отправили за штат. Зачистка не была массовой, но цели своей достигла - на виду остались одни лишь правые. С ними было уже труднее: надо было отделять радикалов от умеренных консерваторов, которые для архиереев были главной группой поддержки.
В 2000-х церковь поняла, что ультраправые могут помешать ее отношениям с государством. Они компрометировали церковь скандалами. Протесты против ИНН и новых паспортов, требования канонизировать Распутина, Грозного и Сталина делали из церкви посмешище. Когда радикалы стали клясть на чем свет стоит самого патриарха, терпение Синода лопнуло. «Епископа Диомида погнали не за его взгляды, а за то, что он пошел против Алексия II», - рассказывает Newsweek собеседник из патриархии про последний бунт православных ультраправых.
Ультраправых поприжали, и стало видно, что на фоне затихавшей борьбы левых и правых незаметно оформился и вырос церковный центр. «Партийная борьба закончилась, - говорит главный редактор агентства “Благовест-инфо” Дмитрий Власов. - Все размылось». Бывшие модернисты заседают вместе с охранителями. «Общие интересы служения церкви и обществу оказались выше, чем идеологические разногласия», - так описывает этот процесс настоятель московского храма Софии Премудрости Божией Владимир Волгин.
Ответственный редактор «Церковного вестника» Сергей Чапнин приводит пример: «Сейчас немало епископов, которые выступают за частое причащение мирян. В 90-х это назвали бы “неообновленчеством”». В то время правые считали, что часто причащать прихожан противоречит традициям русского православия: соединиться с Христом - это награда, и ее нужно заслужить. Либералы возражали: причастие - это любовь Христа, и переборщить с ней нельзя. Нормы внутрицерковной дисциплины стали помягче. Тепеь параллельно и спокойно сосуществуют обе практики.
Нельзя сказать, что центристы совсем не тяготеют к какой-либо из сторон. Каким был патриарх, таким получился и центр - правым, а не левым. «Консерватор в здоровом смысле слова», - говорит про него директор Центра изучения религий РГГУ Николай Шабуров. В 2000-е новая церковная сила услышала из Кремля близкую ей риторику. Светская власть - не коммунистическая, зато довольно реакционная - оказалась по душе церковному народу с его традиционалистскими настроениями. «Православие как общественно-политическое явление всегда нуждалось в симфонии, то есть в связке церковь–государство», - говорит насельник Данилового монастыря игумен Петр (Мещеринов). |
|