Свободен
Свободна
Скрыть опции темы
Привет, гость!
Зарегистрируйся, чтобы получить полный доступ и возможность писать в форуме, группах и блогах.
Вход Регистрация
Вход Регистрация
 Иуда
|
|
|
Сергей Есенин Устал я жить в родном краю В тоске по гречневым просторам, Покину хижину мою, Уйду бродягою и вором. Пойду по белым кудрям дня Искать убогое жилище. И друг любимый на меня Наточит нож за голенище. Весной и солнцем на лугу Обвита желтая дорога, И та, чье имя берегу, Меня прогонит от порога. И вновь вернуся в отчий дом, Чужою радостью утешусь, В зеленый вечер под окном На рукаве своем повешусь. Седые вербы у плетня Нежнее головы наклонят. И необмытого меня Под лай собачий похоронят. А месяц будет плыть и плыть, Роняя весла по озерам... И Русь все так же будет жить, Плясать и плакать у забора. <1916> |
|
Shai
|
|
|
Игорь Северянин КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! 1843 Мятлев В те времена, когда роились грезы В сердцах людей, прозрачны и ясны, Как хороши, как свежи были розы Моей любви, и славы, и весны! Прошли лета, и всюду льются слезы... Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране... Как хороши, как свежи были розы Воспоминаний о минувшем дне! Но дни идут - уже стихают грозы Вернуться в дом Россия ищет троп... Как хороши, как свежи будут розы Моей страной мне брошенные в гроб! 1925 |
 Бимка
|
|
|
Марина Цветаева. Вот опять окно, Где опять не спят. Может, пьют вино, Может, так сидят. Или просто – рук Не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое. Крик разлук и встреч – Ты, окно в ночи! Может – сотни свеч, Может – две свечи... Но и нет уму Моему покоя... И в моем дому Завелось такое... ****************************************************** Кроме любви Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же Лишь тебе указала в тени обожаемый лик. Было все в нашем сне на любовь не похоже: Ни причин, ни улик. Только нам этот образ кивнул из вечернего зала, Только мы - ты и я - принесли ему жалобный стих. Обожания нить нас сильнее связала, Чем влюбленность - других. Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то, Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота В пробужденьи души. В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме... (В нашем доме, весною...) Забывшей меня не зови! Все минуты свои я тобою наполнила, кроме Самой грустной - любви. Это сообщение отредактировал Бимка - 23-08-2006 - 00:01 |
|
Тихий омут
|
|
|
НравиЦЦа... Я знаю мир — он стар и полон дряни, Я знаю птиц, летящих на манок, Я знаю, как звенит экю в кармане И как звенит отточенный клинок. Я знаю, как поют на эшафоте, Я знаю, как целуют, не любя, Я знаю тех, кто "за" и тех, кто "против", Я знаю все, но только не себя. Я знаю шлюх - они горды, как дамы, Я знаю дам - они дешевле шлюх, Я знаю то, о чем молчат годами, Я знаю то, что произносят вслух, Я знаю, как зерно клюют павлины И как вороны трупы теребят, Я знаю жизнь - она не будет длинной, Я знаю все, но только не себя. Я знаю мир - его судить легко нам, Ведь всем до совершенства далеко, Я знаю, как молчат перед законом, И знаю, как порой молчит закон. Я знаю, как за хвост ловить удачу, Всех растолкав и каждому грубя, Я знаю - только так, а не иначе... Я знаю все, но только не себя. Г.Л.Олди |
|
Колхозник
|
|
|
Я подсчитал своих любимых поэтов (у которых хотя бы несколько стихотворений меня по-настоящему цепляют) и получилось число 47. Даже и не знаю, нужен ли вам этот список? 8)
|
|
Аfina
|
|
|
Обожаю это стихотворение! Петр Давыдов "Париж - город любви!" В краю далеком, где спят легенды, Глотни свободы и воспаришь Над белым садом, над синий лентой И ты увидишь - внизу - Париж. Так, значит, правда - все эти замки. Названья улиц - страницы книг. И проститутки, и куртизанки, И над Монмартром веселый крик. Ты нарисуешь маршрут на завтра Музеи, парки - ты вся горишь. Какая прелесть - любовь на завтрак, На вечер - ласки, и вновь - Париж И ты торопишь - иди быстрее. Шуршат машины, горят огни. Всего увидеть мы не сумеем, Но все полюбим уже в Орли. Качнется небо над Монпарнасом, А в Нотр-Даме такая тишь Над нами вечность уже не властна, Ведь ты веками стоишь, Париж. Отдал за праздник большую цену: Печали в прошлом, свои года. Брось незаметно монетку в Сену И ты вернешься еще сюда. |
|
C-h-a-y-k-a
|
|
|
Вот оно, любименькое! К.Бальмонт ЛУННЫЙ СВЕТ Сонет Когда луна сверкнет во мгле ночной Своим серпом, блистательным и нежным, Моя душа стремится в мир иной, Пленяясь всем далеким, всем безбрежным. К лесам, к горам, к вершинам белоснежным Я мчусь в мечтах; как будто дух больной, Я бодрствую над миром безмятежным, И сладко плачу, и дышу - луной. Впиваю это бледное сиянье, Как эльф, качаюсь в сетке из лучей, Я слушаю, как говорит молчанье. Людей родных мне далеко страданье, Чужда мне вся земля с борьбой своей, Я - облачко, я - ветерка дыханье. |
|
Прокл
|
|
|
Сначала ЛЮБЛЮ, потом люблю вдохновение, потом поэзию, затем поэтов и редко наоборот… *** Ты знаешь, чего я хочу. Быть может, всего - во Вселенной: в падении - тьмы неистленной, во взлете - сияния... но умолчу. А сколько же тех - не хотят ничего - кто княжит и княжит, а чувство - мертво - сужденьями мысль утюжит. Но всякое рад Ты принять существо, что в жажде лицо заслужит. И всякому рад Ты, кто мнит Тебя чашею - ныне и впрок. Еще не остыл Ты, чудесный урок, и я окунусь в Твою глубь глубочайшую, где жизнь обнаружится тихо и в срок. (Р.М.РИЛЬКЕ) *** Бог согнулся от заботы И затих. Вот и улыбнулся, вот и Много ангелов святых С лучезарными телами Сотворил. Есть с огромными крылами, А бывает и без крыл. Оттого и плачу много, Оттого- Что взлюбила больше Бога Милых ангелов его. /15 августа 1916/ (М. Цветаева) |
|
otoma
|
|
|
До тебя ничего не помню... Может прошлого вовсе и не было? Мы с тобою, как лодка с морем, Мы с тобою, как птица с небом, Разлучи - и конец движенью Крыльев с облаком, Весел с волнами, Мы с тобою - одно волненье, Одно счастье с двумя сердцами. Я люблю до закрытия век, Я люблю до открытия губ, Ты - мой бунт и ты - мой побег От других и обидных рук. Приходи ко мне мой угрюмый, У плеча твоего дышу, Называй меня самой глупой, Все запретное я разрешу. Заколдуют слова надо мною, В них загадка и моря и неба; До тебя - ничего не помню, До тебя - меня просто не было! Это строчки замечательной поэтессы Майи Румянцевой, к сожалению, в интернете, о ней очень мало информации. |
|
Прокл
|
|
|
Милая otoma, приведенное Вами стихотворение М. Румянцевой трогательно и человечно... Да... Да... Все хотят того же, по-своему... * * * Да, сей пожар мы поджигали, И совесть правду говорит, Хотя предчувствия не лгали, Что сердце наше в нем сгорит. Гори ж, истлей на самосозданном, О сердце-Феникс, очаге И суд свой узнавай в нежданном, Тобою вызванном слуге. Кто развязал Эолов мех, Бурь не кори, не фарисействуй. Поет Трагедия: "Всё грех, Что действие", Жизнь: "Все за всех", А воля действенная: "Действуй!" Вячеслав Иванов. ДУХ Над бездной ночи Дух, горя, Миры водил Любви кормилом; Мой дух, ширяясь и паря, Летал во сретенье светилам. И бездне - бездной отвечал; И твердь держал безбрежным лоном; И разгорался, и звучал С огнеоружным легионом. Любовь, как атом огневой, Его в пожар миров метнула; В нем на себя Она взглянула - И в Ней узнал он пламень свой. Вячеслав Иванов. |
|
Прокл
|
|
|
Летняя ночь “Дай мне звезду, - твердит ребенок сонный, - Дай, мамочка…» Она, обняв его, Сидит с ним на балконе, на ступеньках, Ведущих в сад. А сад, степной, глухой, Идет, темнея, в сумрак летней ночи, По скату к балке. В небе, на востоке, Краснеет одинокая звезда. «Дай, мамочка…» Она с улыбкой нежной Глядит в худое личико: «Что, милый?» «Вон ту звезду…» - «А для чего?» - «Играть…» Лепечут листья сада. Тонким свистом Сурки в степи скликаются. Ребенок Спит на колене матери. И мать, Обняв его, вздохнув счастливым вздохом, Глядит большими грустными глазами На тихую далекую звезду… Прекрасна ты, душа людская! Небу, Бездонному, спокойному, ночному, Мерцанью звезд подобна ты порой! /Иван Бунин/ |
|
Прокл
|
|
|
*** И звезды умирают во Вселенной... Огромна ночь. И только черный ветер Качает небо с легкой белой птицей... Она взлетела с маленьких ладоней, Когда ребенок осознал себя, И этот мир, и звезды, и столетья... Рождение и смерть всего на свете. Конечность жизни. Бесконечность неба. Несчетны стаи птиц, • Что кружат во Вселенной, — Частицы света в беспредельной бездне. Огромна ночь. Пока ребенок спит, Рождаются галактики и люди, И звезды умирают в страшных муках. Пока ребенок спит, Облитый светом, Последним светом умершей звезды. Что остается после человека? — Большая птица С детскими глазами, Частица света в ледяном пространстве. (М. Катыс) *** Да будет так, Ведь есть всему начало, и есть конец логической игры: И слово, что исток обозначало, над бездною когда-то прозвучало, из мрака вызвав звездные миры. Когда же обесценится творенье, и разум тот пресытится игрой - то распадутся призрачные звенья, исчезнет Время, кончится Движенье: И будет Свет над вечной пустотой. (М.Катыс) Я говорю, что время как вода течет меж пальцев на песок остывший и сквозь песок уходит в никуда Но если Лета все-таки река, Что разделяет два столь разных мира Ее поток теряется в веках. Но есть река, что не имеет дна, И берега ее теченья не стесняют. Приходит срок, в ней тонут имена. Ее вода прозрачна и темн И все она собою наполняет… И между строк и в музыке слышна. И дважды в эту реку не войти. И нет пути к таинственным истокам, Где время спит, свернувшись в плотный кокон. У вечности на каменной груди. М.Катыс Это сообщение отредактировал Прокл - 10-09-2006 - 13:47 |
 Бунтарь
|
|
|
Вот обажаю Маяковского. Хотя бывало по три раза начинал читать, пока попадал в ритм. Ну и Шевченко - это вообще МЕГАЗВЕЗДА мировой поэзии.
|
|
|
|
Бродский,Бродский,Бродский и Т.С.Элиот :)
|
|
|
|
|
20 сонетов к Марии Стюарт (1974) Книга: Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы I Мари, шотландцы все-таки скоты. В каком колене клетчатого клана предвиделось, что двинешься с экрана и оживишь, как статуя, сады? И Люксембургский, в частности? Сюды забрел я как-то после ресторана взглянуть глазами старого барана на новые ворота и пруды. Где встретил Вас. И в силу этой встречи, и так как "все былое ожило в отжившем сердце", в старое жерло вложив заряд классической картечи, я трачу, что осталось в русской речи на Ваш анфас и матовые плечи. II В конце большой войны не на живот, когда что было, жарили без сала, Мари, я видел мальчиком, как Сара Леандр шла топ-топ на эшафот. Меч палача, как ты бы не сказала, приравнивает к полу небосвод (см. светило, вставшее из вод). Мы вышли все на свет из кинозала, но нечто нас в час сумерек зовет назад, в "Спартак", в чьей плюшевой утробе приятнее, чем вечером в Европе. Там снимки звезд, там главная -- брюнет, там две картины, очередь на обе. И лишнего билета нет. III Земной свой путь пройдя до середины, я, заявившись в Люксембургский сад, смотрю на затвердевшие седины мыслителей, письменников; и взад- вперед гуляют дамы, господины, жандарм синеет в зелени, усат, фонтан мурлычит, дети голосят, и обратиться не к кому с "иди на". И ты, Мари, не покладая рук, стоишь в гирлянде каменных подруг -- французских королев во время оно -- безмолвно, с воробьем на голове. Сад выглядит, как помесь Пантеона со знаменитой "Завтрак на траве". IV Красавица, которую я позже любил сильней, чем Босуэла -- ты, с тобой имела общие черты (шепчу автоматически "о, Боже", их вспоминая) внешние. Мы тоже счастливой не составили четы. Она ушла куда-то в макинтоше. Во избежанье роковой черты, я пересек другую -- горизонта, чье лезвие, Мари, острей ножа. Над этой вещью голову держа, не кислорода ради, но азота, бурлящего в раздувшемся зобу, гортань... того... благодарит судьбу. V Число твоих любовников, Мари, превысило собою цифру три, четыре, десять, двадцать, двадцать пять. Нет для короны большего урона, чем с кем-нибудь случайно переспать. (Вот почему обречена корона; республика же может устоять, как некая античная колонна). И с этой точки зренья ни на пядь не сдвинете шотландского барона. Твоим шотландцам было не понять, чем койка отличается от трона. В своем столетьи белая ворона, для современников была ты блядь. VI Я вас любил. Любовь еще (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги, Все разлетелось к черту, на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее, виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! все не по-людски! Я Вас любил так сильно, безнадежно, как дай Вам бог другими -- -- -- но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит -- по Пармениду -- дважды сей жар в груди, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться -- "бюст" зачеркиваю -- уст! VII Париж не изменился. Плас де Вож по-прежнему, скажу тебе, квадратна. Река не потекла еще обратно. Бульвар Распай по-прежнему пригож. Из нового -- концерты за бесплатно и башня, чтоб почувствовать -- ты вошь. Есть многие, с кем свидеться приятно, но первым прокричавши "как живешь?" В Париже, ночью, в ресторане... Шик подобной фразы -- праздник носоглотки. И входит айне кляйне нахт мужик, внося мордоворот в косоворотке. Кафе. Бульвар. Подруга на плече. Луна, что твой генсек в параличе. VIII На склоне лет, в стране за океаном (открытой, как я думаю, при Вас), деля помятый свой иконостас меж печкой и продавленным диваном, я думаю, сведи удача нас, понадобились вряд ли бы слова нам: ты просто бы звала меня Иваном, и я бы отвечал тебе "Alas". Шотландия нам стлала бы матрас. Я б гордым показал тебя славянам. В порт Глазго, караван за караваном, пошли бы лапти, пряники, атлас. Мы встретили бы вместе смертный час. Топор бы оказался деревянным. IX Равнина. Трубы. Входят двое. Лязг сражения. "Ты кто такой?" -- "А сам ты?" "Я кто такой?" -- "Да, ты". -- "Мы протестанты". "А мы -- католики". -- "Ах, вот как!" Хряск! Потом везде валяются останки. Шум нескончаемых вороньих дрязг. Потом -- зима, узорчатые санки, примерка шали: "Где это -- Дамаск?" "Там, где самец-павлин прекрасней самки". "Но даже там он не проходит в дамки" (за шашками -- передохнув от ласк). Ночь в небольшом по-голливудски замке. Опять равнина. Полночь. Входят двое. И все сливается в их волчьем вое. X Осенний вечер. Якобы с Каменой. Увы, не поднимающей чела. Не в первый раз. В такие вечера все в радость, даже хор краснознаменный. Сегодня, превращаясь во вчера, себя не утруждает переменой пера, бумаги, жижицы пельменной, изделия хромого бочара из Гамбурга. К подержанным вещам, имеющим царапины и пятна, у времени чуть больше, вероятно, доверия, чем к свежим овощам. Смерть, скрипнув дверью, станет на паркете в посадском, молью траченом жакете. XI Лязг ножниц, ощущение озноба. Рок, жадный до каракуля с овцы, что брачные, что царские венцы снимает с нас. И головы особо. Прощай, юнцы, их гордые отцы, разводы, клятвы верности до гроба. Мозг чувствует, как башня небоскреба, в которой не общаются жильцы. Так пьянствуют в Сиаме близнецы, где пьет один, забуревают -- оба. Никто не прокричал тебе "Атас!" И ты не знала "я одна, а вас...", глуша латынью потолок и Бога, увы, Мари, как выговорить "много". XII Что делает Историю? -- Тела. Искусство? -- Обезглавленное тело. Взять Шиллера: Истории влетело от Шиллера. Мари, ты не ждала, что немец, закусивши удила, поднимет старое, по сути, дело: ему-то вообще какое дело, кому дала ты или не дала? Но, может, как любая немчура, наш Фридрих сам страшился топора. А во-вторых, скажу тебе, на свете ничем (вообрази это), опричь Искусства, твои стати не постичь. Историю отдай Елизавете. XIII Баран трясет кудряшками (они же -- руно), вдыхая запахи травы. Вокруг Гленкорны, Дугласы и иже. В тот день их речи были таковы: "Ей отрубили голову. Увы". "Представьте, как рассердятся в Париже". "Французы? Из-за чьей-то головы? Вот если бы ей тяпнули пониже..." "Так не мужик ведь. Вышла в неглиже". "Ну, это, как хотите, не основа..." "Бесстыдство! Как просвечивала жэ!" "Что ж, платья, может, не было иного". "Да, русским лучше; взять хоть Иванова: звучит как баба в каждом падеже". XIV Любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви. Чем статнее гранит, тем явственней отсутствие ланит и прочего. Плюс запаха и звука. Пусть ног тебе не вскидывать в зенит: на то и камень (это ли не мука?), но то, что страсть, как Шива шестирука, бессильна -- юбку, он не извинит. Не от того, что столько утекло воды и крови (если б голубая!), но от тоски расстегиваться врозь воздвиг бы я не камень, но стекло, Мари, как воплощение гудбая и взгляда, проникающего сквозь. XV Не то тебя, скажу тебе, сгубило, Мари, что женихи твои в бою поднять не звали плотников стропила; не "ты" и "вы", смешавшиеся в "ю"; не чьи-то симпатичные чернила; не то, что -- за печатями семью -- Елизавета Англию любила сильней, чем ты Шотландию свою (замечу в скобках, так оно и было); не песня та, что пела соловью испанскому ты в камере уныло. Они тебе заделали свинью за то, чему не видели конца в те времена: за красоту лица. XVI Тьма скрадывает, сказано, углы. Квадрат, возможно, делается шаром, и, на ночь глядя залитым пожаром, багровый лес незримому курлы беззвучно внемлет порами коры; лай сеттера, встревоженного шалым сухим листом, возносится к стожарам, смотрящим на озимые бугры. Немногое, чем блазнилась слеза, сумело уцелеть от перехода в сень перегноя. Вечному перу из всех вещей, бросавшихся в глаза, осталось следовать за временами года, петь на голос "Унылую Пору". XVII То, что исторгло изумленный крик из аглицкого рта, что к мату склоняет падкий на помаду мой собственный, что отвернуть на миг Филиппа от портрета лик заставило и снарядить Армаду, то было -- -- -- не могу тираду закончить -- -- -- в общем, твой парик, упавший с головы упавшей (дурная бесконечность), он, твой суть единственный поклон, пускай не вызвал рукопашной меж зрителей, но был таков, что поднял на ноги врагов. XVIII Для рта, проговорившего "прощай" тебе, а не кому-нибудь, не все ли одно, какое хлебово без соли разжевывать впоследствии. Ты, чай, привычная к не-доремифасоли. А если что не так -- не осерчай: язык, что крыса, копошится в соре, выискивает что-то невзначай. Прости меня, прелестный истукан. Да, у разлуки все-таки не дура губа (хоть часто кажется -- дыра): меж нами -- вечность, также -- океан. Причем, буквально. Русская цензура. Могли бы обойтись без топора. XIX Мари, теперь в Шотландии есть шерсть (все выглядит как новое из чистки). Жизнь бег свой останавливает в шесть, на солнечном не сказываясь диске. В озерах -- и по-прежнему им несть числа -- явились монстры (василиски). И скоро будет собственная нефть, шотландская, в бутылках из-под виски. Шотландия, как видишь, обошлась. И Англия, мне думается, тоже. И ты в саду французском непохожа на ту, с ума сводившую вчерась. И дамы есть, чтоб предпочесть тебе их, но непохожие на вас обеих. XX Пером простым -- неправда, что мятежным! я пел про встречу в некоем саду с той, кто меня в сорок восьмом году с экрана обучала чувствам нежным. Предоставляю вашему суду: a) был ли он учеником прилежным, b) новую для русского среду, c) слабость к окончаниям падежным. В Непале есть столица Катманду. Случайное, являясь неизбежным, приносит пользу всякому труду. Ведя ту жизнь, которую веду, я благодарен бывшим белоснежным листам бумаги, свернутым в дуду. |
|
|
|
|
А это из ин-ой Томас ЭЛИОТ. ЧЕТЫРЕ КВАРТЕТА БЁРНТ НОРТОН Слово означает для всех одно, но большинство людей живет так, как если бы каждый понимал его смысл по-своему. Гераклит I, 77, 2 Путь туда тот же, что и путь обратно. Гераклит I, 89, 60 Diels: Die Fragmente der Vorsokratiker (Herakleitos) I Настоящее и прошедшее, Наверно, содержатся в будущем, А будущее заключалось в прошедшем. Если время суще в себе, Время нельзя искупить. Несбывшееся - отвлеченность, Его бытие - только В области предположений. Несбывшееся и сбывшееся Приводят всегда к настоящему. Эхом в памяти отдаются шаги В тупике, куда мы не свернули К двери в сад роз, которую Не открывали. Так и слова мои Эхо для уха. Зачем Тревожить пыльцу на венчике розы? - Не знаю. Отзвуки сад населяют Иные. Идем? - Скорей! - пела птица. - За ними, за ними, Сверни! За первую дверь В первый наш мир. Идем За посулом дрозда? В первый наш мир. Там они, там - величавы, незримы, Плыли неспешно над палой листвою В осеннем тепле сквозь трепещущий воздух - И вторила птица Неслышной мелодии, скрытой в аллее; Взгляды скрестились - Ибо на розы, казалось, глядели, Словно они наши гости, хозяева-гости. Так мы шли, и они, лабиринтом Пустынной аллеей к поляне средь букса, Чтоб взглянуть на высохший пруд. Высох пруд, сух бетон, порыжели края - Был он полон блистающей влаги, Тихо-тихо рос лотос, И сверкала вода, напоенная светом, И стояли они за спиною у нас, и в воде отражались. Облако уплыло - пруд опустел. - Иди! - пела птица. - Там в зарослях Прячутся дети вот-вот рассмеются. Иди же, иди! - Человекам невмочь, Когда жизнь реальна сверх меры. Прошлое и будущее Несбывшееся и сбывшееся Приводят всегда к настоящему. II Чеснок и сапфир налипли в грязь Где осью встало древо А кровь пульсирует струясь И раны старые слышны Но тихнет прежний гнев войны. И ритм биенья нашей крови И лимфы нашей путь кружной В движеньи звезд повторены Восходим мы цвести во древо Но выше движимого древа В луче что чертит лист резной И снизу слышен шум разора Где гонит вепря гончих свора Но в поле звездного узора Они давно примирены. В незыблемой точке мировращенья. Ни плоть, ни бесплотность. Ни вперед, ни назад. В незыблемой точке есть ритм, Но ни покой, ни движенье. Там и не равновесье, Где сходятся прошлое с будущим. И не движенье - ни вперед, Ни назад, ни вверх и ни вниз. Только в этой незыблемой точке Ритм и возможен, и в ней - только ритм. Я говорю - там мы были, не знаю лишь Где и когда - ни места, ни времени. Отказ от мирских вожделении, Бездействие и отстраненность Избавляют от воли, своей и чужой; и тогда Благостью чувства, чистым светом, незыблемым и текучим Erhebung без движенья, сосредоточенностью Без отрешенности постигается мир, И новый, и старый, В исполненье их недо-экстазов, В разгадке их недо-кошмаров. И только скрепы меж прошлым и будущим, Сплотившие бренное тело, Спасают людей от небесного царства и вечных мучений, Которых не вынесет плоть. Прошлое и будущее Едва ли проникнешь сознаньем. Сознанье - вне времени. Но лишь времени принадлежит миг в саду роз, Миг в беседке под стук дождя, Миг в пахнущей ладаном церкви, Связующий прошлое с будущим. Только время наследует время. III Вот оно, здесь, место встречи Времени "до" и времени "после" - В тумане: ни свет, Придающий незыблемость форме, Превращающий тень в мимолетное чудо, Не спеша, выявляющий нам постоянство; Ни тьма очищенья, Лишающая ощущении, Отрешающая любовь от мирского. Ни исполненность, ни безучастность. Только мерцанье Над искаженными мятыми лицами, В отчаянье отчаявшимися от отчаянья, Тупыми, капризными, Напыщенными и безразличными; Люди и клочья бумаги на резком ветру, Дующем "до" и "после", - Дыханье отравленных легких Времени "до" и времени "после"; Изверженье оцепенелых загубленных душ В обесцвеченный воздух, подхваченных Ветром, метущим унылые холмы Лондона: Хэмлстед, Клеркенуэлл, Кэмпден и Патни, Хайгейт, Примроуз и Ладгейт. Тьма не здесь - Тьма не здесь, не в этом щебечущем мире. Сойди же, сойди только В мир одиночества, В этот не-мир не от мира сего: Внутренний мрак, Отрешенность, безличье, Увядание мира чувств, Опустошение мира любви, Бездействие мира души. Это путь первый, второй Путь - такой же: не движенье, Но отказ от движенья; пока движется мир Сам собою по торным дорогам Прошлого и будущего. IV Время и колокол отмерили срок, В облаке черном свет солнца поблек. К нам повернется подсолнух? Вьюнок вытянет к нам стебелек? Или нас ожидает Хлад Тисовых пальцев забвенья? Блистает пернатый король-рыболов, блистает и тает; Незыблемый свет В незыблемой точке мировращенья. V Слова и мелодия движутся Только во времени; а то, что живет, Может только исчезнуть. Слова, отзвучав, Достигают безмолвья. Лишь порядком, лишь ритмом Достигнут слова и мелодия Незыблемости - как китайская ваза Незыблемо движется вечно; Достигнут не той неподвижности скрипки При длящейся ноте - достигнут со-бытия; Иными словами, когда конец предваряет начало, А конец и начало - всегда "До" начала и "после" конца. И все всегда сейчас. Слова искажаются, Трещат и ломаются от перегрузки, От напряженья скользят, расползаются, гибнут, Гниют от неточности - им не застыть неподвижно, Незыблемо. Визг и брань осаждают их, И болтовня, и насмешки. Слово в пустыне Берут в оборот голоса искушенья, Вопли призрака в дьявольской пляске, Вой безутешной химеры. Такт ритма - движенье, Как по лестнице в десять ступеней. Томление духа само по себе Есть движенье - но бесцельно Само по себе; Любовь - неподвижность, Лишь конец и причина движенья, Лишенного ритма - Истома томленья Удерживать время на грани Бытия и небытия. Неожиданно в лучике солнца, Пока пляшут пылинки, Детский смех раздается, Еле слышимый в листьях, Скорей же, здесь, сейчас, всегда - Нелепо бесплодное скорбное время, Влачимое "до" и "после". |
|
|
|
|
Ну и...про Ахматову Николай Гумилев ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью. А думал - забавницу, Гадал - своенравницу, Веселую птицу-певунью. Покликаешь - морщится, Обнимешь - топорщится, А выйдет луна - затомится, И смотрит, и стонет, Как будто хоронит Кого-то,- и хочет топиться. Твержу ей: крещенному, С тобой по-мудреному Возиться теперь мне не в пору; Снеси-ка истому ты В днепровские омуты, На грешную Лысую гору. Молчит - только ежится, И все ей неможется, Мне жалко ее, виноватую, Как птицу подбитую, Березу подрытую, Над очастью, богом заклятую. |
|
Kiss-ka
|
|
|
Люблю, ну или во всяком случае уважаю весь Серебряный век. Особенно Николая Гумилёва, но повторяться не буду. Из современных поэтов, практически, никого не знла и вот, к стыду своему, благодаря Лукьяненко и его "Дозору" открыла для себя Константина Арбенина... К сожалению, книги стихов у нас не купишь, но всегда остаються песни "Зимовья Зверей" Извините за длинну, но приводить фрагмент было бы глупо ОТЛОЖЕНИЯ ВО ВРЕМЕНИ Каждый день - как нарыв, Каждый шаг - как удар С той незримой поры, Когда принял твой дар. Сам его отыскал, Сам к себе приварил. И понёс по мосткам, Не касаясь перил. Переполнен терпеньем сердечный сосуд, И нести его - стоит потов и седин. Я храню его жар, я берегу его зуд, Я в тисках у готовности номер один. Но отложения во времени пронзают до дрожи, Отложения во времени берут меня в плен. Я пытаюсь сварить себе парус из кожи Растоптанных в кашу колен. Каждый день - как нарыв, Каждый шаг - как удар. И стучат топоры По фигурам гитар. То ли щепки летят, То ли кто-то поёт. Смерть похожа на яд, Жизнь похожа на йод. Ни на йоту не сдвинуться с места, когда Торможение держит тебя изнутри. Я уже научился сжигать города, Но тот пожар никому не заменит зари. Отложения во времени - мёртвые соки, Отложения во времени - отравленный клей. Я пытаюсь сплести себе руль из осоки Посыпанных пеплом полей... Боже правый, и левый тоже, Не жалей падежей, обжигай глаголом! Я отдам всё сполна, я верну всё, что должен, И останусь, как перст без напёрстка, голый. Как иголка в картине того анонима, Что вдевает в меня путеводную нить. Пока кто-то там просто хотел быть любимым, Я пытался научиться любить. И я готов был ждать вечность, но ни минутой Больше, поскольку отныне и впредь Мне все-таки нужно быть нужным кому-то, Мне хочется чего-то хотеть. Каждый день - как удар, Каждый шаг - как нарыв. И бескрылый Икар Летит в тартарары. Там земля его лечит От лунной тоски: Обожженные плечи Пускают ростки. Я не сдвинулся с места, пока не смекнул, Что во мне, будто в дереве, спит человек. Подустал от бездействия мой караул, - Каждый саженец сам себе ствол и побег. Отложения во времени хуже обломов, Отложения во времени страшнее войны. Я пытаюсь слепить себе путь из обломков Разрушенной кем-то стены. Отложения во времени ломают титанов, Отложения во времени калечат богов, Но я слепил свой мирок из горячих останков Растопленных солнцем снегов - И стал таков. Это сообщение отредактировал Kiss-ka - 20-09-2006 - 02:25 |
|
Kiss-ka
|
|
|
Извините,но ещё одно... Константин Арбенин... КРЫСОЛОВ П. С. - Мне скучно, Холмс. - Что делать, Ватсон... ("Сцена из Ватсона") Я сумасшедший из разряда бесшабашных, Я оглашенный из неразглашённых. Я промышлял с башибузуками на башнях И состязался с донжуанами в донжонах. Из ряда вон нередко выходящий, Я приходил всегда не вовремя, не к месту, И всех невест под звуки флейты уводящий, Я в сито снов им подсыпал сиесту. Я не любитель слишком четких слов и линий, - Гляжу, как в горне корчится узор. Я жгу хвосты, а ты, как младший Плиний, Твердишь, что в каждой книге есть резон. Я вывел крыс отрогами Шварцвальда, И выпил залпом небо над Берлином, И среди скал искал следы слепого скальда, Чей день кровав, а ночи пахнут гуталином. Я богоборчеством нарочно был испорчен, Чтоб в атеизме возродиться снова, И главный кормчий на краю мне рожи корчил И утверждал, что Бог, увы, - не только Слово... Я не ценитель откровенно пошлых жестов, Но рукописи требуют огня! Я наблюдаю за горением с блаженством, Сжигая четверть жизни за полдня. 1995 |
|
maximum_sex
|
|
|
Эдуард Асадов ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ? Что же такое счастье? Одни говорят:- Это страсти: Карты, вино, увлеченья - Все острые ощущенья. Другие верят, что счастье - В окладе большом и власти, В глазах секретарш плененных И трепете подчиненных. Третьи считают, что счастье - Это большое участие: Забота, тепло, внимание И общность переживания. По мненью четвертых, это С милой сидеть до рассвета, Однажды в любви признаться И больше не расставаться. Еще есть такое мнение, Что счастье - это горение: Поиск, мечта, работа И дерзкие крылья взлета! А счастье, по-моему, просто Бывает разного роста: От кочки и до Казбека, В зависимости от человека! |
|
Прокл
|
|
|
Райнер Мария Рильке Орфей, Эвридика, Гермес В тех странных копях обитали души, Прожилками серебряной руды Пронизывая тьму. Среди корней Кровь проступала, устремляясь к людям, Тяжелой, как порфир, казалась кровь. Она одна была красна. Там были Никем не населенные леса, Утесы и мосты над пустотою. И был там пруд, огромный, тусклый, серый. Навис он над своим далеким дном, Как над землею - пасмурное небо. Среди лугов тянулась терпеливо Извилистая длинная дорога Единственною бледною полоской. И этою дорогой шли они. И стройный человек в одежде синей Шел молча первым и смотрел вперед. Ел, не жуя, дорогу шаг его, Тяжелой ношей из каскада складок Свисали крепко стиснутые руки, Почти совсем забыв о легкой лире, Которая врастала в левый локоть, Как роза в сук оливковый врастает, Раздваивались чувства на ходу: Взор, словно пес, бежал вперед стремглав, Бежал и возвращался, чтобы снова Бежать и ждать на ближнем повороте, - А слух, как запах, мешкал позади. Порой казалось, достигает слух Тех двух других, которые, должно быть, Не отстают при этом восхожденье. И снова только звук его шагов, И снова только ветер за спиною. Они идут - он громко говорил, Чтобы услышать вновь, как стихнет голос. И все-таки идут они, те двое, Хотя и медленно. Когда бы мог Он обернуться (если б обернувшись, Он своего деянья не разрушил, Едва-едва свершенного) - увидеть Он мог бы их, идущих тихо следом. Вот он идет, бог странствий и вестей, Торчит колпак над светлыми глазами, Мелькает посох тонкий перед ним, Бьют крылья по лодыжкам быстрых ног, Ее ведет он левою рукою. Ее, ту, так любимую, что лира Всех плакальщиц на свете превзошла, Вселенную создав над нею плачем - Вселенную с полями и ручьями, С дорогами, с лесами, со зверьем; Всходило солнце в жалобной вселенной, Такое же, как наше, но в слезах, Светилось там и жалобное небо, Немое небо в звездах искаженных... Ее, ту, так любимую... Шла рядом с богом между тем она, Хоть и мешал ей слишком длинный саван, Шла неуверенно, неторопливо. Она в себе замкнулась, как на сносях, Не думая о том, кто впереди, И о своем пути, который в жизнь ведет. Своею переполнена кончиной, Она в себе замкнулась. Как плод созревший – сладостною тайной, Она была полна своею смертью. Своею непонятной, новой смертью. Вторичным девством запечатлена, Она прикосновений избегала. Закрылся пол ее. Так на закате Дневные закрываются цветы. От близости чужой отвыкли руки Настолько, что прикосновенье бога В неуловимой легкости своей Болезненным казалось ей и дерзким. Навеки перестала быть она Красавицею белокурой песен, Благоуханным островом в постели. Тот человек ей больше не владел. Она была распущенной косою, Дождем, который выпила земля, Она была растраченным запасом. Успела стать она подземным корнем. И потому, когда внезапно бог Остановил ее движеньем резким И горько произнес: "Он обернулся", - Она спросила удивленно: "Кто?" Там, где во тьме маячил светлый выход, |
 Farenheit
|
|
|
Блок Напрасно я боролся с богом. Он - громоносный чудодей - Над здешним, над земным чертогом Воздвиг чертог еще страшней. И средь кощунственных хулений, Застигнут ясностью Зари, Я пал, сраженный, на колени, Иные славя алтари... И вопреки хулам и стонам, Во храме, где свершалось зло, Над пламенеющим амвоном Христово сердце расцвело. Это сообщение отредактировал Farenheit - 21-11-2006 - 16:57 |
|
Лисица
|
|
|
Любимый поэт - Маяковский, за ним - Есенин.
|
|
=Снежн@я=
|
|
|
Спасибо автору за прекрасную тему! Я не могла оторваться... С таким удовольствием перечла тексты любимых авторов: Пастернак, Есенин, Цветаева, Ахматова, Бродский, - всех действительно, не перечислишь. Человечество сказочно багато, не правда ли? Стихи, выложенные здесь - чудо. Можно, я добавлю лишь стихотворение Б. Л. Пастернака «Гамлет», которого здесь не нашла? Гул затих. Я вышел на подмостки, Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи Тысячью биноклей на оси. Если только можно, Авва Отче, Чашу эту мимо пронеси. Но продуман распорядок действий И неотвратим конец пути. Я один. Все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти. |
 bad&mad
|
|
|
Пушкин и Есенин. Цитировать не буду - уж слишком много нравиться.
|
|
Рекомендуем почитать также топики: Литтолкование сновидений - голосование Народный секснародный календарь - прием заявок Классические и новые переводы Брет Эллис Лигионеры-2 |