Почему в связи с санкциями цены не поднимутся

Как устроен мировой рынок продовольствия?

Сначала стоит сказать пару слов об устройстве мирового рынка продовольствия. Основой его являются биржевые товары, так называемые commodities. Эти товары торгуются на бирже, и их отличительной чертой является стандартизация и возможность длительного хранения. Например, зерно, сахар, сухое молоко, масло, мясо, отдельные виды сыра и т.д. Эти товары производятся в огромных объемах в разных уголках земного шара, и они формируют мировой продовольственный рынок. Важно, что при том, что сахар в мешке и сахар на полке магазина химически идентичны, с точки зрения экономики это принципиально разные товары. Первый – биржевой товар, второй – потребительский товар. И цена на них различается даже не на проценты, а в разы.

Особенность продовольственного рынка в том, что в развитых странах он очень сильно зарегулирован. Недалекие публицисты любят насмехаться над требованием к кривизне огурцов в Евросоюзе, не давая себе труд задуматься, что для этого есть весьма веские причины. Для нас важно то, что так называемая аграрная политика в Европе и США – институт с многолетней историей, располагающий сложнейшими инструментами регулирования, которые калибровались и настраивались на протяжении последних пятидесяти лет. Можно лишь сказать, что многие биржевые инструменты возникли именно для продовольственного рынка, где надо было управлять погодными рисками и свести к минимуму сезонные колебания. А сегодня в распоряжении регуляторов есть и многоуровневые квоты, комбинированные пошлины, сезонные пошлины, товарные интервенции, субсидии, плата за невозделывание полей, экспортные дотации.

Опять же, стоит напомнить, что современная ВТО выросла из GATT (Генерального соглашения по тарифам и торговле, которое преимущественно гармонизировало именно аграрные политики стран-участников.

Аграрная политика позволяет сделать так, чтобы, скажем, французский фермер, производя такое же молоко, как и китайский крестьянин, мог позволить себе вести французский образ жизни, а не скатиться в нищету. Это означает, что необходимо вынудить потребителя платить за молоко или сахар гораздо дороже себестоимости производства на конкурентном рынке. Но европейский фермер получает право реализовать лишь определенное количество продукции по высокой цене. Все, что он произвел сверх того, приходится экcпортировать и продавать по мировым ценам, которые могут быть ниже в 3–5 раз. Грубо бизнес-модель выглядит так: продав на внутреннем рынке свой дозволенный объем продукции, фермер покрыл постоянные затраты. Экспортная цена может лишь покрыть переменные издержки, поэтому сам по себе экспорт для фермера не является фактором выживания. На самом деле все несколько сложнее – существуют для отдельных групп товаров еще и экспортные субсидии, причем многоуровневые. То есть фермер имеет право экспортировать некоторое количество продукции по мировой цене и получить небольшую субсидию из бюджета. Но принципиально это не меняет картины, а лишь позволяет регулятору тонко настраивать свои механизмы и гибко реагировать на конъюнктуру.

Почему европейский фермер не пойдет брать Бастилию?

Поэтому, когда Россия закрывает свой рынок для европейской и американской продукции, даже в самых буйных фантазиях не может идти речь о том, что фермеры под угрозой разорения пойдут «брать Бастилию». Механика европейской агрополитики столь многофункциональна, что она легко абсорбирует такие ситуации, так как она разрабатывалась именно для подобных ситуаций. Собственно, именно в этом и заключается истинная продовольственная безопасность. Тот факт, что европейские политики уже сегодня называют цифру «ущерба», как раз и говорит о том, насколько эффективно и быстро они умеют считать. В России пока никто даже не попытался посчитать ущерб от эмбарго.

Конечно, по отдельным товарным позициям ущерб может быть ощутимым. Например, я не исключаю, что ситуация для польских садоводов действительно может быть очень сложной. И особенно пострадают производители скоропортящейся продукции. Но надо понимать, что доля ее в аграрном секторе очень мала для какого-то ощутимого влияния на экономику. Это все равно что бороться с партизанами, уничтожая ежиков, в надежде, что нарушится экологический баланс в лесу и партизаны умрут от голода.

Каковы последствия для России?

Продовольствие для того, чтобы попасть на полку, должно пройти переработку различной степени глубины. И благодаря европейской агрополитике российские переработчики имели возможность получать качественную продукцию из ЕС и США по мировым ценам ниже себестоимости производства. «Качество» для биржевого товара – это не вкус, а стабильные характеристики, своевременная поставка, соответствие реального веса отгруженного товара указанному в документах и т.д.

В России тоже существует защита внутреннего рынка, и такие товары облагаются пошлинами в размере, иногда превышающем 100%, которые идут прямиком в бюджет.

Заменить поставщика биржевого товара несложно. Проблема лишь в том, что мы сами закрыли себя от наиболее качественной продукции. От той, для которой уже выстроена логистика, налажена технология переработки и пр. На этом рынке обычно маржа очень низкая (2–4%), поэтому даже небольшое удорожание очень сильно влияет на всю цепочку и отражается на готовой продукции с мультиплицирующим эффектом. Действительно, можно купить замороженное мясо в Венесуэле. Проблема только в том, что в партии товара окажется процентов на десять меньше, чем заявлено, часть будет подпорчена, а разбираться придется лететь в Каракас.

Кроме того, для переработчиков очень важно, чтобы сырье было одного качества, и смена поставщика вынудит снова перестраивать технологии. Несложно представить, что при снижении качества исходного сырья снизится и качество готовой продукции.

Почему хамон важен для тех, кто его не ест?

Теперь про хамон. Кроме биржевых товаров, импортируется большое количество товаров, непосредственно попадающих на полки магазинов. Те самые пресловутые «хамон и фуа-гра». Действительно, простой народ не ест хамон, но не чурается баночной датской ветчины. Эту ветчину легко можно заменить китайской тушенкой. Но роль «хамона» нельзя недооценивать.

Потребительский рынок растет не только за счет того, что люди больше зарабатывают, но и потому, что потребители становятся более требовательными. А для этого необходимы товары, формирующие ассортимент и потребительские привычки. Если бы в девяностые в Россию не импортировали из Европы йогурты, то наши дети до сих пор ели бы только глазированные сырки, запивая порошковым молоком.

Если в магазине не продается американский стейк, то потребитель не узнает о существовании стейкового мяса, а российский фермер никогда не займется его производством. В конце концов, неслучайно китайская тушенка исчезла с прилавков. Получив доступ к качественной продукции, потребитель проголосовал рублем за датскую ветчину.

В СССР импорт продовольствия был крайне ограничен и не могло быть и речи не только о стейках, но и о говяжьей мякоти. Счастливый советский покупатель в лучшем случае мог рассчитывать на гуляш или кости. Глядя на витрины, можно было подумать, что советские коровы состоят только из сухожилий и костей. Хотя Ленин ничего не писал о пользе гуляша и вреде стейков. Это происходило само собой. И даже пресловутые «ножки Буша» в момент появления по качеству значительно превосходили продукцию отечественных птицефабрик.

Поэтому без европейской и американской продукции потребитель не будет иметь ориентиров, а производитель – стимулов для повышения качества. И те, кто говорит, что, мол, ерунда, пусть запретят французское и финское молоко – будем пить вкусное отечественное, не понимают, что вкусное отечественное есть только до тех пор, пока на полке стоит французское по 120 рублей и финское по 80. Тогда отечественное, «которое не хуже», по 60 рублей будет иметь успех. Если убрать верхнюю линейку, тогда достаточно, чтобы молоко по 60 рублей было лишь чуть лучше порошкового по 40.

И в конечном счете это не принесет счастья производителю. Рано или поздно рынок откроется, и производитель опять столкнется с конкуренцией. Но его позиции уже будут значительно слабее.

Как эмбарго сделает ритейлеров равными и почему это плохо?

Другое негативное последствие будет для торговых сетей. Пока конкуренцию выигрывали те сети, которые наиболее эффективно работали с импортной продукцией, добиваясь лучших цен и формируя сбалансированный ассортимент. Хороший супермаркет отличается от плохого именно ассортиментом, а не цветом фасада. Именно возможность выбора привлекает покупателя в супермаркет. Покупатель, скорее всего, придет в тот магазин, где продается его любимый сыр, и купит там заодно все остальное. Эмбарго наносит удар именно по тем, кто лучше и эффективнее, уравнивая их с середняками.

Когда на самом деле нанесли удар по нашей продовольственной безопасности?

Теперь что касается продовольственной безопасности. Сегодня Россия вполне способна обеспечить себя базовым продовольствием. Это СССР, имея в своем составе «всесоюзную житницу» в лице Украины, вынужден был закупать зерно у Дяди Сэма. Сегодня Россия, несмотря на все истории про «рискованное земледелие», является экспортером зерна. Урожайность и надои в разы превышают советские показатели. Что же произошло? Все очень просто. Сегодняшний российский фермер имеет доступ к западным агротехнологиям. Советский Союз, несмотря на кажущуюся техническую мощь, был не способен создавать даже сельскохозяйственную технику. Поэтому те, кто считает, что продовольственная безопасность – это способность кормить себя своими силами, должны в первую очередь думать о материально-технической базе. Например, заставить Уралвагонзавод выпускать роторные комбайны, оснащенные системой ГЛОНАСС. Ведь если вдруг к нам перестанут поставлять семена, племенное яйцо, комбайны и тракторы, то мы быстро вернемся к временам позднего СССР.

На самом деле удар по продовольственной безопасности был нанесен несколько лет назад, когда правительство, напуганное низким урожаем, ограничило экспорт зерна. В одночасье Россия потеряла свои позиции на мировом рынке. Мало кто хочет заключать долгосрочный договор с компанией из страны, правительство которой может в одночасье оборвать все договоренности. США так сильны на мировом рынке именно потому, что вне зависимости от политической конъюнктуры она всегда выполняла обязательства. И даже в разгар холодной войны, когда оказалось, что американские компании вынуждены с убытками для себя продавать зерно в СССР (т.н. «Великое зерновое ограбление»), никому за океаном не пришло в голову отказаться от выполнения поставок по политическим мотивам. Контракт есть контракт.

Поэтому при самом большом желании не получается найти ни единого положительного эффекта от продовольственного эмбарго. Остается лишь надеяться, что здравый смысл возобладает и мы действительно займемся обеспечением продовольственной безопасности не путем войны с хамоном, а через развитие собственной материальной базы.