Мобилизация в Украине

Воздух над Украиной нынче наэлектризован: постоянные сообщения о том, что РФ наращивает свои силы на севере и востоке, держат страну в нервном напряжении. В то же время Минобороны заявляет, что в последнее время боеготовность наших частей возросла, активно идет мобилизация, военные выдвигаются к восточным и северным границам. «Репортер» отправился на Слобожанщину, чтобы из первых уст услышать, какие настроения сейчас царят среди мобилизованных в армию.

Журналистов в воинские части сейчас пускают неохотно. Все комментарии прессе уполномочено давать только высшее руководство Министерства обороны. Тем не менее нам удалось встретиться с рекрутами-офицерами, которые несут службу в 30 километрах от северо-восточной границы Украины. При условии неразглашения фамилий они согласились дать нам интервью. В ходе разговора стало понятно, чего так опасаются чиновники в погонах.

Офицеров запаса Дмитрия и Вадима мобилизовали 1 марта. Поскольку у обоих имеется опыт ведения частного бизнеса, им поручили административную работу — заниматься мобилизацией таких же военнообязанных, как и они сами. Сославшись на дела в городе, офицеры вырвались из части, чтобы часок пообщаться со мной в кафе. Пришли одетыми «по гражданке». Бритоголовые, высокие, крепкие, на вид — не более 35 лет. Хотя на самом деле уже под 40.

Сев напротив меня, парни сразу расставляют точки над «і»:

— Мы с Димой договорились говорить все как есть. Месяц уже находимся на службе, — вглядывается Вадим мне в глаза, как будто изучая, можно ли верить. — Все это время ходим в чем есть, в своей гражданской одежде, не имеем формы, не получили удостоверений...

— Нам ни одной банки пайка не дали, ни копейки денег, — перебивает его Дмитрий, которого захлестывает волна возмущения. — Ни-че-го! Знаете, кто бензин покупает, чтобы мы ездили по области и вручали повестки? Мы сами! Командир сказал нам, что лично пристрелит под деревом, если мы нарушим приказ сверху и станем общаться с прессой, но разве от замалчивания что-то изменится? Тут бить надо во все колокола! Может, тогда, под давлением общественности, хоть что-то изменится к лучшему…

Заказываем кофе.

— Мы сейчас занимаемся призывом, — взяв чашку в руку, уже спокойно поясняет Дима. — Поскольку наша задача — поставлять бойцов, мы, конечно, знаем, что творится в бригадах. В войсках уже закончили учения, и люди просто сидят без дела. Есть нечего, кормят местные жители. Надеть тоже нечего, никто форму не шил, старая — истрепалась. Слава Богу, есть чем вооружить. Настроение упадническое, потому что у большинства родственники в России.

— То есть морально вы не готовы стрелять, если будет наступление?

— В таком случае готовы! — подключается Вадим. — Будет приказ — раздумывать будет некогда, мы же люди военные.

— Были бы только эти приказы разумными, — с горечью замечает Дмитрий. — Потому что если в верхушке неадекваты, то…

— А какие приказы вы считаете неадекватными?

— Мы сегодня все недовольны изначальными проволочками. «Мы не хотим войны, мы не хотим стрелять, потому ничего вообще делать не будем», — озвучивает Вадим позицию власти. — Эта страусиная позиция — спрятать голову в песок — мужчинам, которые служат в армии, непонятна. И сегодня упаднические настроения в армии связаны с тем, что мы уже не очень понимаем, что можем сделать. Мы упустили самое ценное — время, когда можно было этих казачков в Крыму взять и задушить все на корню. А противник воспользовался ситуацией, и у него сегодня армия готова.

«Никто не хочет отправлять детей в армию»

— Вы занимаетесь мобилизацией. Как идет процесс?

— Да, сегодня уже объявлена частичная мобилизация. Предпочтительнее те, кто, как и мы, имеет опыт участия в боевых действиях, но в возрасте до 45 лет, — говорит Дима. — Однако поскольку таких людей немного, а мобилизовать нужно 20 тысяч, то на очереди те, кто нес службу в армии и уволился. Еще можно брать добровольцев. Хотя если взять Харьковскую область, то желания идти на службу тут почти ни у кого нет. Я могу вечером ехать на участок, везти 50 повесток в кармане — и 47 привезти назад.

— Прячутся?

— Абсолютно верно, — кивает Вадим, отпивая кофе. — Как правило, двери открывают мама, бабушка, и начинается громкий скандал — чтобы слышали все соседи по лестничной площадке, чтобы мы чувствовали себя неудобно. Самый популярный ответ: «Он работает в России, уехал, его нет». Как сговорились! Тогда оставляем повестку под роспись родственникам, но это малоэффективно, поскольку призывник может не явиться.

— Мы об этом людям не говорим, но ответственность наступает только тогда, когда он сам лично в этой повестке расписался, — добавляет его товарищ.

— Я сегодня даже завидую тем ребятам, которые сидят в окопах, — с грустью говорит Вадим. — Они, по крайней мере, занимаются чем-то более серьезным. Идут какие-то стрельбы, строевая и так далее. Пусть бы я мерз там, а не боялся прийти к своим знакомым и вручить им повестку. Психологически это очень тяжело — понимать, что население, которое ты готов защищать, тебя ненавидит. И свой долг по-настоящему готовы выполнить лишь единицы... А если вас интересует, в чем бестолковость приказа, так она в том, что он сперва отдается, а к концу дня отменяется, — возвращается Вадим к вопросу о неадекватности приказов.

— Как это?

— Ну, например, 20 марта нужно было отправить в часть N определенное количество военнослужащих. Мы находим это количество, буквально выдираем их, вплоть до обзванивания своих знакомых, которые точно так же, как и мы… — Вадим пытается найти слова, чтобы объяснить, но, так и не найдя, рассказывает о ситуации на личном примере. — Смотрите, я работаю в солидной фирме, у меня двое детей, и то, что я уже месяц здесь, сильно бьет по моему заработку. Семья не привыкла к таким низким доходам, вынуждена выкручиваться, а я еще и тут свои деньги трачу. Мы даже не знаем, какая у нас здесь может быть зарплата. Но, тем не менее, я не смог сидеть дома, когда перед моей страной встала такая страшная угроза. И точно так же эти люди приходят: кто-то потому, что не может дома сидеть в такой момент, кто-то под угрозой ответственности. Их провожают матери, которые чуть в обморок не падают. Население-то напуганное, с экранов телевизора все кричат: «Война, война!» Никто не хочет отправлять в армию своих детей.

— Да, они приходят уже готовые, — добавляет Дмитрий. — Бросили работу, ведь когда приходит повестка, они обязаны прийти на свое рабочее место и уволиться.

— Почему уволиться? — недоумеваю. — За ними же обязаны сохранить их рабочее место.

— Это если их вызывают на сборы. Но им приходит боевая повестка. Боевая, понимаете? В таком случае они обязаны уволиться. Но затем приказ в Генштабе отменяют, и весь этот народ шагает по домам…

— И так три раза за этот месяц, — уточняет Вадим. — Все это было при товарище Тенюхе. А что при нынешнем министре будет — неизвестно.

— А почему вы им разносили именно боевые повестки?

— Это вопрос не к областным военкоматам, не к районным, а к Генштабу, — разводит руками Дмитрий. — Создается впечатление, что находится такой человек в Генштабе, который хочет махнуть шашкой, отдает приказ, а затем начинает считать деньги — и отменяет. А теперь представьте себе: нам есть куда возвращаться — у меня свой бизнес, Вадим хоть и наемный сотрудник, но его тоже готовы принять в любой момент. А как быть многим другим, которые уволились с работы, а им объявляют: «У нас не мобилизация, у нас сборы». Люди уже потеряли свои рабочие места, в трудовых печати стоят, может, еще и деньги подъемные выдали, если контора нормальная…

— И тогда подполковники и полковники берутся за телефоны, звонят барышням в отделы кадров и умоляют их принять сотрудников обратно, — продолжает Вадим. — Но иногда отыграть назад уже не получается, и человек остается без работы. А то, что по телевизору показывают, будто военкоматы ломятся от добровольцев, — это бред!

«Свечек наставят, цветов наносят — и что?»

— Я наблюдала за приемом в Нацгвардию. Туда действительно записывается много добровольцев.

— Это совсем другое дело, — возражает Дмитрий. — Посмотрите позже, как они будут бежать оттуда.

— Почему вы так считаете?

— Туда ломится кто? — объясняет Вадим. — Люди, воодушевленные Майданом, на волне патриотических настроений. В основном это те, кто или забыл, или не знал, что такое наша армия. А мы имеем дело с людьми, которые хорошо помнят, что это такое и какое в стране к ней отношение. Не говоря уже о подъемах в 6:30 и грязной работе целыми днями.

— Это романтика боевая в них играет. Но если сейчас произойдет вторжение, то ребят перетопчут. И что потом? Свечек наставят, цветов наносят, а кому нужны такие жертвы? А у меня люди сейчас, считай, без работы сидят, потому что с этой неразберихой в стране заказы упали, и я должен сейчас там все налаживать. Держаться нет больше сил. Если еще с месяц такая фигня продлится, я махну рукой и уйду, послав их к черту, потому что на одном патриотизме далеко не уедешь. Я жить хочу, а не служить! — не выдерживает Дмитрий.

— Вы говорите, что нет ни пайков, ни формы, ни денег. Но Верховная Рада объявила о выделении дополнительных почти семи миллиардов гривен на армию.

— Вот именно, объявила, — соглашается Вадим. — Есть даже информация, что в областные военкоматы снабжение пошло. Но почему это не спускается на районы, на города — вот вопрос. С 1 по 19 марта мы были призваны на сборы, с 19-го получили боевые повестки и уволились с мест работы. Где наше обеспечение? Единственное, что у нас попросили, — это ксерокопии паспортов и идентификационных кодов. Сказали, что будут делать банковские карточки. А остального как не было, так и нет. Я на построении задал этот вопрос жестко, на что получил ответ: «Скажите спасибо, что вы не на казарме».

— Вот-вот, потому что на казарме нам нужно было бы полное обеспечение, от кроватей, матрасов и постельного белья до зубных паст, — поясняет его товарищ. — И именно потому, что обеспечивать нечем, людей с боевыми повестками отправляют снова по домам. Но нас, например, в районе 70 человек, которые занимаются мобилизацией, и мы каждый полный рабочий день работаем.

— Соответственно, когда нам в Генштабе заявляют, что делается все возможное для усиления границ, — это ложь, потому что всех мобилизованных как бы и не мобилизовали? — не могу поверить я, потому что правда кажется слишком невероятной.

— Именно, — подтверждают офицеры практически в один голос. — Потому что на местах, во всяком случае у нас, деньги на это так никто и не выделил. И вот те три бригады, которые мы собирали и должны были отправить в части, но распускали по домам, потому и не отправили, что их не за что квартировать.

— И теперь у меня вопрос, — скорее заканчивает мысль, чем спрашивает Дмитрий. — Кто продаст наши пайки или поделит деньги?

— А население-то на армию деньги пересылает, люди шлют смс по призыву Минобороны вовсю, уже 50 миллионов собрали, — вспоминаю я недавно прочтенную информацию.

— Ни в коем случае не отправляйте, — просит Вадим.

— Не эсэмэсьте, — вторит ему Дмитрий. — Разве только вы хотите, чтобы после этого всего очередной генерал купил себе новый лексус или десять генералов — десять лексусов, а кто-то построил дачу. Мы призываем людей, если они реально хотят помочь, пусть адресную помощь оказывают. Это может быть еда в банках, обмундирование, постельное белье, но в конкретную часть.

Есть ли шанс против русских войск?

— Вы говорили, что воевать есть чем...

— Оружия мы пока не видели, но знаем, что стрелкового очень много, — уточняет Дмитрий.

— Но сегодня для противостояния стрелкового оружия мало, нужны авиация и ракеты.

— Знаете, если сегодня русские войска все же решат пойти в наступление, то им будет достаточно 2–3 дней, чтобы занять всю Украину, — вздыхает Вадим. — Прежде всего потому, что у нас страдает вопрос мотивации.

— Вот-вот, кто мне такой Турчинов, чтоб я шел и отдавал за него свою жизнь? — тихонько ворчит Дмитрий. А Вадим продолжает:

— Ладно, люди нас не понимают гражданские, но мы не нужны собственной армии, даже тем генералам, которые прятались бы за нашими спинами в случае войны. Единственный мой мотив — если какие-то люди, да еще и без опознавательных знаков, придут на мою землю и будут тут размахивать автоматами, я буду драться. За свою страну, за свою семью.


Алена Медведева