Свободна
Женат
Свободен
Скрыть опции темы
Привет, гость!
Зарегистрируйся, чтобы получить полный доступ и возможность писать в форуме, группах и блогах.
Вход Регистрация
Вход Регистрация
|
|
|
Собственно, тема - в заголовке. Содержание - кое-какая информация к размышлению о великом Кобзаре.
|
|
|
|
|
"Я от природы вышел какой-то неконченный" (Тарас Шевченко) По вечерам я люблю выходить к памятнику Шевченко возле Киевского университета. Это смешное место. И символическое. Может быть, самое смешное и символическое в Украине. Именно тут культ Кобзаря, превратившись в аллегорию Абсурда, достиг вершины. До революции сквер, в котором стоит памятник, назывался Николаевским — в честь императора Николая І, а университет носил имя князя Владимира. Все казалось логичным. Царь, заботясь о благе подданных, учредил в 1834 г. университет и отдал его под покровительство святого, который крестил Русь и завел в ней первые школы. В сквере, у фонтана, выкопанного в форме Черного моря, проливы которого так мечтал отобрать у турок Николай, резвились дети, вырастая потом в гимназистов и студентов. Резвятся они и теперь. С той только разницей, что с 1939 года, согласно очередному гениальному сталинскому плану, все на километр вокруг, куда ни плюнь, как асфальтом, было залито именем Тараса Григорьевича. Монумент Шевченко торчит теперь в Шевченковском сквере на бульваре Шевченко напротив университета им. Т. Г. Шевченко! Рядом, в реквизированном «у панів» особняке помещается Музей Шевченко — в том самом блестящем, построенном в итальянском стиле доме №12, что некогда принадлежал городскому голове Демидову — князю Сан-Донато, а потом знаменитому сахарозаводчику Терещенко. Ну, а чтобы никто не подумал, что слепой народ мало любит своего поводыря, еще одно аристократическое место Киева — Оперный театр — в том же 1939 году тоже нарекли именем Шевченко, хотя ни опер, ни балетов Кобзарь отродясь не сочинял. В начале 90-х, после объявления независимости, и этого показалось мало! Сталинский гениальный план слегка доработали, не меняя основной идеи, и в арку театра засунули еще и здоровенный бюст Тараса, издали почему-то похожий на Козьму Пруткова — чтобы ни одно представление не обошлось без его гениального присмотра. Но и это еще не все! Мало кто помнит, что в памятном 1939-м с тотальной шевченкизацией так спешили, что и киевское и каневское изваяния поэта заказали одной и той же команде деятелей искусства — скульптору Манизеру и архитектору Левинсону. Поэтому оба Кобзаря сутуловато стоят, утеплив поясницы заложенными за спину пальто и, по-бычьи единообразно свесив лобастые головы с ужасающими усами. Чем-то очень нравился наш Тарас Григорьевич кровожадному Иосифу Виссарионовичу! Так нравился, что кремлевский горец не забыл о его 125-летии (не такой уж и круглой дате!) даже в многотрудном, полном забот и расправ 39-м! И не просто не забыл! Открытием памятника в Киеве и передовицей в газете «Правда» от 6 марта («Великий сын украинского народа») всесоюзные пляски только начинались. А продолжатся они аж до конца июня, победными фанфарами заглушая тихий ужас очередного витка сталинских чисток. В Казахстане в том году именем «великого украинского поэта» назовут город Форт-Александровский и национальную галерею, Ауздыкский аулсовет, Мангистауский район, три школы (чтоб мало не показалось!), улицу в Алма-Ате и рыбколхоз «Кзыл-Узен» — хотя никаких выдающихся результатов в рыбалке, точно так же, как и в оперном пении, Кобзарь не показал. В Москве в библиотеке им. Ленина откроют юбилейную выставку. В Ленинграде в Академии художеств учредят шевченковскую стипендию и проведут вечер — после доклада о творчестве Шевченка местные писатели, как школьники, продекламируют его стихи. А поэты Кара-Калпакии дружно отрапортуют, что перевели уже аж 31 стихотворение и отрывки из пяти поэм Великого Кобзаря и «приложат все усилия, чтобы произведения Тараса Григорьевича стали достоянием каракалпацкого народа». Одним словом, происходила обычная советская комедия, вплоть до выступления в Запорожье «капели бандуристів алюмінійового заводу», о чем гордо сообщала киевская газета «Комуніст», и торжественного собрания в Харькове, на котором пугливые малороссы в почетный президиум избрали все Политбюро ЦК ВКП(б) в полном составе и отдельной статьей, на всякий случай, товарищей Долорес Ибаррури, Эрнста Тельмана и — обратите внимание, знакомая все-таки фамилия! — Лаврентия Павловича Берию. Кому кажется смешно — смейтесь. Кому нет — погодите. Я вас еще рассмешу. Но так было! Именно в 1939-м году товарищ Сталин с присущей ему гигантоманией окончательно утвердил в Советском Союзе культ деда Тараса, а собравшимся в Киеве на шевченковский Пленум членам Союза советских писателей оставалось только радостно отчитаться в приветственной телеграмме на имя вождя: «Bcі народи нашої Вітчизни відзначали ювілей Шевченка як велике свято соціалістичної культури, як свою рідну кровну справу. З величезною радістю говоримо ми про це вам, дорогий Иосиф Віссаріонович, ми знаемо, з якою увагою і піклуванням поставились Ви до справи підготовки і організації цього культурного свята народів СРСР, — свята, в якому так яскраво втілилась непорушна сталінська дружба народів[1]». Но все-таки чем так приглянулся бывший казачок пана Энгельгардта бывшему грузинскому семинаристу? Не поверите — сходством мироощущения. Так сказать, родством душ. КРОВАВАЯ БИБЛИЯ «Кобзарь» называют «Библией украинского народа». Шевченко — его пророком. Тогда, почему же мы удивляемся, что наше место — на задворках Европы? С таким «пророком» и такой «Библией» в другое — не пустят. Недаром же сам Тарас однажды признался: «Я от природы вышел какой-то неконченный»… Только в школьные учебники эта фраза до сих пор не попала. И мы штампуем «неконченных» дальше, воображая, что метим их чуть ли не знаком качества. Первая же поэма, с которой начинается «Кобзарь» («Причинна») поражает своей дикой бессмыслицей. Ждет дивчина казака из похода. Ждет, пока, тронувшись рассудком, не испускает дух под дубом. А тут (надо же, какое совпадение!) любимый возвращается. Глядит — красавица его ненаглядная копыта откинула. И что же он? Да не поверите: «Зареготавсь, розігнався — та в дуб головою!» По-видимому, это был богатырский удар! Поэт не уточняет подробностей, но, скорей всего, казак раскроил себе череп, как кавун. Оставалось только собрать мозги и похоронить этих степных Ромео и Джульетту. Мораль? А никакой морали, как всегда у Шевченко! Только глубокомысленная констатация: «Така її доля»… И не стоит искать скрытых смыслов. Их нет. Ведь это просто бред не вполне нормального человека, помешанного на сценах жестокости. Материал для психоаналитика — не более того. А дальше «кровавых мальчиков» становится все больше! Они просто обступают читателя со всех сторон: Прокинулись ляшки-панки, Та й не повставали: Зійшло сонце — ляшки-панки Покотом лежали. Червоною гадюкою Несе Альта вісті Щоб летіли круки з поля Ляшків-панків їсти… Закрякали чорні круки, Виймаючи очі; Заспівали козаченьки Пісню тії ночі… Представляете картину: воронье закусывает и рядом капелла запорожцев сочными баритонами застольную выводит, чтобы у стервятников аппетит не пропал. Интересно: что они поют? Наверное, что-то вроде: «Гей, наливайте повнії чари, щоб краще в світі жилося»… Только ничего общего с реальностью шевченковская фантазия не имеет! Это опять только скачки подсознания — поэтические вымыслы двадцатипятилетнего молодого человека, несколько месяцев назад получившего у пана вольную и теперь грезами компенсирующего свое скромное состояние ученика императорской Академии художеств. Молодой человек никогда не был на войне. Никогда никого не убивал. А потому, откуда ему знать, хочется ли запеть тому, кто только что зарезал ближнего своего — пусть даже и врага? Зато в стихах наш неопытный юноша — настоящий уголовник! В его воспаленном мозгу уже зарождаются первые (как всегда, черно-красные) эскизы будущих «Гайдамаков». Пройдет три года и они визжащим кровожаждущим гопаком влетят в чахоточную украинскую литературу: Максим ріже, а Ярема Не ріже — лютує: З ножем в руках, на пожарах І днює й ночує. Не милує, не минає Нігде ні одного… И выглянет из бесовского хоровода обезображенный ненавистью лик Гонты, в которого словно вселилась душа вурдалака: Крові мені, крові! Шляхетської крові, бо хочеться пить, Хочеться дивитись, як вона чорніє, Хочеться напитись… Только чья это душа вошла в плоть несчастного уманского сотника? Да Шевченка же! Ведь не резал исторический Гонта своих сыновей! Это ему Тарас Григорьевич от себя приписал и речь ему вложил из самых темных недр СВОЕГО естества! Подлог, попросту говоря, совершил. Так кто же тогда настоящий вурдалак? Выходит, что добрячок Тарас Григорьевич… Порывшись в «Кобзаре», можно найти материал для любой идеологии! Нет такого тезиса, который бы не исповедовал наш «украинский апостол», и от которого бы он одновременно не отрекался. Шевченко — атеист? А почему бы и нет! «Нехай, — каже, — Може, так і треба». Так і треба! Бо немає Господа на небі! И упорный атеист! Убежденный! Высказавшись в этом духе в поэме «Сон», через год опять разразится очередной безбожной вариацией: Нема раю на всій землі, Та нема й на небі[3]. Но, может, он богоборец? Есть и тому подтверждение! Именем Христа размахивая, не раз того проклинал: Отим киргизам, отже й там Єй же богу, лучче жити, Ніж нам на Украйні. А може, тим, що киргизи Ще не християни?.. Наробив ти, Христе, лиха! Правда, все это не мешает Тарасу Григорьевичу безапелляционно поучать в письме своего приятеля Козачковского: «Веруй! И вера спасет тебя», а над атеистами издеваться: Якби ви вчились так, як треба, То й мудрість би була своя. А то залізете на небо: «І ми не ми, і я не я, І все те бачив, і все знаю, Нема ні пекла, ані раю, Немає й бога, тільки я! ...Шевченко — расист. ... Любой мало-мальски ознакомленный с канонической биографией гения-демократа от такого утверждения просто отмахнется. Мол, кто же не знает, как в Петербурге, растрогавшись игрой чернокожего актера Айры Олриджа в роли короля Лира, Тарас Григорьевич буквально навалился на него с объятиями, слезами, шепотом, бессвязными речами и бесчисленными поцелуями[4] (по-видимому, довольно слюнявыми, как и все поцелуи в подобных случаях — О. Б.) Все это так. А теперь давайте откроем не менее канонический «Кавказ», написанный в знак протеста против колониальной политики царизма, и прочтем: Французів лаєм. Продаєм Або у карти програєм Людей… НЕ НЕГРІВ… а таких Таки хрещених… но простих[5] Что же это получается: негры, по Шевченко, — не люди? И торговать ими то ли не такой грех, как белыми, то ли вообще не грех, вроде безобидной хомячьей коммерции на птичьем рынке? |
|
|
|
|
В ЛАПАХ ЗЕЛЕНОГО ЗМИЯ Кожух на кровати, бардак на столе и… пустой штоф из-под водки — вот что, прежде всего, бросилось в глаза поэту Полонскому в меблировке шевченковского жилища. Захаживавший примерно в то же время к Кобзарю художник Микешин отметил еще шмат сала в развернутой бумаге, валявшийся посреди каких-то коробочек и малороссийских бус. И все это прямо в обиталище Аполлона и муз — на антресолях Академии художеств! Даже храм искусства Тарас без малейшего стеснения превратил в филиал знакомого ему с детства украинского шинка, чей дух был впитан чуть ли не с молоком матери. Не хватало только соответствующей компании, не раздражающей чрезмерным аристократизмом. Но за ней всегда можно было сходить в какое-нибудь из самых дешевых питейных заведений, где пиво разносила босая девка, подливая его прямо в бурлящий котел поэтического вдохновения: Дівча любе, чорнобриве Несло з льоху пиво. А я глянув, подивився — Та аж похилився… Кому воно пиво носить? Да тебе же! Пить надо меньше и не будешь изумляться. А если не доволен, что она босая, так дай ей на лапти и не приставай к Богу с бессмысленными вопросами: Кому воно пиво носить? Чому босе ходить?.. Боже сильний! Твоя сила Та тoбi ж i шкодить. «Живя в Петербурге, — вспоминает Николай Белозерский, — Шевченко любил посещать трактир около биржи, в котором собирались матросы с иностранных кораблей… Всегда тихий и кроткий, Шевченко подвыпивши, приходил в страшно возбужденное состояние, бранил все, и старое и новое, и со всего размаху колотил кулаком по столу. Однажды встретили в Петербурге подгулявшего Шевченко, шедшего с таким же Якушкиным под руку; они взаимно поддерживали друг друга. Шевченко, обращаясь к встретившемуся с ним знакомому и усмехаясь, сказал: «Поддержание народности». А будущий издатель «Киевской старины» профессор Лебединцев и вообще познакомился с певцом народных страданий при пикантнейших обстоятельствах — когда тот в дымину пьяный валялся под каким-то забором на Подоле: «У меня невольно забилось сердце при мысли о скором свидании с человеком, которого я давно чтил в душе за его несравненный талант; молодое воображение рисовало его в каких-то причудливых, необыкновенных чертах <…>. Увы! скоро все мечты рассеялись, как дым, при виде глубоко-грустной картины: Тарас, которого не оказалось в комнатах, вскоре найден нами у ворот в преждевременном и отнюдь не непорочном сне.<…> Указанное обстоятельство нисколько, разумеется, не уменьшило моего глубокого уважения к поэту и сердечных моих симпатий к нему, но повергло меня в неописуемое смущение… Не меньше моего, кажется, смущен был и Тарас Григорьевич, когда кое-как разбуженный отцом Ефимом, вошел с ним в комнату и увидел меня. «Ох, Зелена, Зелена!» — повторял он со вздохом… Хотя радушный хозяин поспешил расшевелить нас наливочкою, но разговориться на сей раз мы никак уже не могли, и я скоро отправился к себе на квартиру[15]». Зато на другой день часов в пять пополудни отоспавшийся Тарас Григорьевич явился к Лебединцеву лично и без наливки и почти с первых слов «заговорил о задуманном в Петербурге издании «Основы», ее задачах и целях, силах, способах и пр.». Хозяин с восторгом слушал, прекрасно понимая при каких трудных обстоятельствах пробивается в России вольная мысль, когда даже лучшие представители ее порой нетвердо стоят на ногах. Впрочем, что означает это расплывчатое «порой»? Перейдем к строгой статистике. — А Тарас Григорьевич часто бывал «под шефе»? — прямо спросил однажды корреспондент «Киевской старины» ротного командира Шевченко капитана Косарева. «Ну!… часто не часто, а бывал-таки. Да «под шефе», это что! — пустяки: тогда одни только песни, пляски, остроумные рассказы. — А вот худо, когда, бывало, он хватит уже через край. А и это, хотя, правда, редко, а случалось с ним последние, этак года два-три… — Раз, знаете, летом выхожу я часа в три ночи вдохнуть свежего воздуха. Только вдруг слышу пение. — Надел я шашку, взял с собой дежурного, да и пошел по направлению к офицерскому флигелю, откуда неслись голоса. — И что же , вы думаете, вижу? Четверо несут на плечах дверь, снятую с петлей, на которой лежат два человека, покрытые шинелью, а остальные идут по сторонам и поют: «Святый Боже, Святый крепкий!» — точно хоронят кого. — «Что это вы, господа, делаете? — спрашиваю их. — Да, вот, говорят, гулянка у нас была, на которой двое наших, Тарас да поручик Б., легли костьми, — ну, вот, мы их и разносим по домам»… В другой раз на охоте, пока офицеры гонялись по зарослям за куропатками и дупелями, которыми кишели каспийские берега, Шевченко, оставленный с казаком «на хозяйстве», умудрились выпить четыре (!) бутылки водки на двоих — весь приготовленный для компании запас! «Смеху тут и шуткам не было конца, — вспоминал добропорядочный Косарев, бывший, кстати, четырьмя годами моложе своего подчиненного, — но мне, знаете ли, было и больно, и досадно за него: ну, пусть бы еще казак-то, простой — необразованный человек… а он-то?!… Так, знаете, на арбе, в бесчувственном состоянии, привезли мы его в крепость». Но можем ли мы верить всем этим свидетельствам друзей, знакомых, приятелей, сослуживцев? Не клевещут ли они на гения, создавая образ валяющегося в грязи забулдыги? Нет, не клевещут! Ибо сам Шевченко их подтверждает. 9 сентября 1857 года освобожденный от солдатчины Тарас путешествует по Волге на пароходе. В дневнике его появляется любопытная для непредвзятого исследователя запись: «… у меня родился и быстро вырос великолепный проект: за обедом напиться пьяным. Но увы, этот великолепный проект удался только вполовину». Зато на следующий день гению необыкновенно повезло: «Вчерашний мой, великолепный, вполовину удавшийся проект сегодня, и что уже, слава Богу, только вечером, удался, и удался с мельчайшими подробностями, с головной болью и прочим тому подобным». 11 сентября после попойки Тараса так мутит, что писать сам он уже не может. И тогда капитан «Князя Пожарского» некто Кишкин, пародируя стиль сельского дьячка, описывает, как у Тараса тряслись руки («колеблется десница и просяй шуйцу»), и как он не остановившись «на полупути спасения», водкой «пропитан бе зело». По свидетельству капитана, Тарас Григорьевич скакал босиком в одной рубашке на постели и изрыгал греховному миру проклятия, не давая никому заснуть. Опохмелился же не то четырьмя, не то пятью рюмками вишневой водки — «при оной цибуль и соленых огурцов великое множество». Неудивительно, что на следующий день 12 сентября, выдающийся поэт, уже собственноручно записывает: «Погода отвратительная». |
|
|
|
|
«НЕ КАЮСЬ?» ЕЩЕ И КАК КАЯЛСЯ! «Караюсь, мучуся… але не каюсь!» — эти строки стали хрестоматийными. А по сути они просто ложь. Каялся! И еще как! От души! По всем правилам! «Ваше сиятельство! — взывает он в письме от 12 апреля 1855 года к графу Федору Толстому. — К Вам как к представителю изящных искусств и вице-президенту Императорской Академии художеств, покровительства которой я так безрассудно лишился, к Вам прибегаю я с моею всепокорнейшею просьбою». Чувствуете, как прихватило? До печенок! А ведь совсем недавно ему хотелось, чтоб «не осталось сліду панського в Украйні». Теперь он почти целует эти «панские следы»: «Обо мне забыли! напомнить некому. <…> После долгих и тяжких испытаний обращаюся к Вашему сиятельству с моими горькими слезами и молю Вас, Вы, как великий художник и как представитель Академии художеств, ходатайствуйте обо мне у нашей высокой покровительницы. Умоляю Вас, Ваше сиятельство! Еще прошу Вас: напишите несколько слов о моем существовании его высокопревосходительству Василию Алексеевичу Перовскому, судьба моя в его руках, и только его представление может быть действительно». Жене графа Толстого Шевченко кается еще унизительнее: «… уже девять лет. как казнюся я за грешное увлечение моей бестолковой молодости. Преступление мое велико, я это сознаю в душе». А молодому царю, Александру II, узнав, что хлопоты семьи Толстых увенчались успехами, готов не отказывать даже в самых человечнейших качествах! «Добрий цар наш уже дав приказ розбивать мої кайдани», — рапортует растроганный поэт своему другу атаману Черноморского казачьего войска Кухаренко. Впрочем, Тарас всегда быстро менял свое мнение. Некогда он так высказался о человечестве: Кругом мене, де не гляну Не люди, а змії… А скоро уже самому себе казался ползучим гадом: Я — неначе лютая змия Розтоптана в степу здихає Пройдет совсем немного времени, и на радостях от пьянящей свободы, Шевченко опять, как в молодые годы, будет поносить царицу, называя ее «сукой» и требовать срочно оросить «кайданы» кровью. Хочу напомнить: живи он в современной Англии, его обязательно привлекли бы к суду за оскорбление королевы — ибо на цивилизованного человека он не тянет даже по современным меркам. |
|
|
|
|
Эпизоды из жизни Шевченко по воспоминаниям Петра Мартоса Дело о выкупе Шевченко ...сам Шевченко... умалчивает о подлинном факте. Это было вот как: В конце 1837-го, или в начале 1838-го года, какой-то генерал заказал Шевченко свой портрет масляными красками. — Портрет вышел очень хорош и, главное, чрезвычайно похож. Его превосходительство был очень некрасив; художник, в изображении, нисколько не польстил. — Это ли, или генералу не хотелось дорого, как ему казалось (хотя он был очень богат), платить за такую отвратительную физиономию, но он отказался взять портрет — Шевченко, закрасивши генеральские атрибуты и украшения, вместо которых навесил на шею полотенце и добавив к этому бритвенные принадлежности, отдал портрет в цирюльню для вывески. Его превосходительство узнал себя — и вот возгорелся генеральский гнев, который надобно было утолить, во что бы ни стало… Узнавши кто был Шевченко, генерал приступил к Энгельгардту, бывшему тогда в Петербурге, с предложением — купить у него крестьянина. Пока они торговались. Шевченко узнал об этом и, воображая, что может ожидать его, бросился к Брюллову, умоляя — спасти его. Брюллов сообщил об этом В. А. Жуковскому, а тот Императрице Александре Федоровне. — Энгельгардту дано было знать, чтоб он приостановился с продажею Шевченко. В непременное условие исполнения ходатайства за Шевченко Императрица требовала от Брюллова окончания портрета Жуковского, давно уже Брюлловым обещанного и даже начатого, но заброшенного, как это очень часто бывало с Брюлловым. Портрет вскоре был окончен и разыгран в лотерее между высокими лицами Императорской фамилии. — Энгельгардту внесены были деньги за Шевченко. Нужны ли тут какие-нибудь комментарии?… Как же Шевченко, впоследствии, отблагодарил Императрицу за этот великодушный поступок!!!. Недаром теперь и друзья его скрыли подлинный факт и виновников откупа Шевченко… Я сказал, что с изданием Кобзаря у Тараса завелись денежки, и он начал кутить. Я, сколько мог, старался воздерживать его от этой разгульной жизни, предчувствуя, что ею он убьет свой талант и, может быть, наживет себе еще беду. Предчувствия мои, к сожалению, оправдались; но в то время Шевченко рассердился на меня за это до того, что бывши потом в наших местах, не захотел даже побывать у меня и я нигде с ним не встречался. Живописью занимался он здесь мало; но много написал стихотворений, к сожалению, в духе возмутительном, которые, как я предвидел, довели его до несчастья. Недаром говорит пословица; с хама не будет пана. |
|
|
|
|
Disclaimer. Это выдержки из произведения одного современного автора. Мнение автора может не совпадать с мнением окружающих. Мое мнение может не совпадать с мнением автора. Мое мнение может не совпадать с мнением окружающих. |
 Бритва Оккама
|
|
|
Честно говоря, утомительно читать. А суть-то в чем???  Как вы относитесь... к чему или кому???  Это сообщение отредактировал Бритва Оккама - 16-12-2006 - 22:52 |
|
|
|
|
Рекомендую Вам, Donetskbi, прочитать книгу Олеся Бузины "Тайная история Украины-Руси", в этом произведении Бузина хает всех и вся начиная от трипольской культуры и заканчивая Кобзарём. Бесценный кладезь информации по низложении всех отечественных "икон". Только зачем выворачивать, как говорят у нас на Украине, "сраним до верху" (укр.)???
|
|
Dracula_2000
|
|
|
Респект тому, кто прочитал это. Я не смог. Страна должна знать своих героев, но без лишнего фанатизма. |
 Бунтарь
|
|
|
Не понятно, зачем эта тема, и для кого предназначена. Зачем подыгрывать Бузине и распространять такие "факты". Как по мне, это просто флуд... ИМХО. |
|
EndryX
|
|
|
По українські, це називається ДУРНЯ!!!
|
|
|
|||
|
Я не совсем понял, вы настаиваете на моей обязанности цензурировать других авторов, или на своем праве цензурировать меня? |
||
 Чеширский кот
|
|
|
Я в принципе, не считаю Шевченко героем. Попытался прочитать, но не смог...
|
|
Бритва Оккама
|
|
|
Мне кажется, мы вообще увлеклись "поиском корней", а если прямо сказать - шароварщиной. Уже доходит до того, а не с Украины ли И.Христос. В каждой стране есть свои герои, но они "сидят" фольклоре, этнографии больше, чем в истории. А мы притягиваем за уши все, что только можно. Или наоборот, отвегает то, что было. Презик наш горшки лепит, якобы из тираспольской культуры черепков. Таких и нет в природе. Скоро шаровары оденет. Когда мы избавимся от мелкохолопской привычки "бить пана, если у него ноги отняло"??? Вперед надо смотреть, а не в перед. Это сообщение отредактировал Бритва Оккама - 18-12-2006 - 18:38 |
|
|
|
|
Кстати на счет Украины и Христа. Есть мнение что предки Христа переселенцы с Украины (а не сам Спаситель). Эта интересная версия подробно изложена в книге Ю. Каныгина "Пути Ариев" 
|
|
Dracula_2000
|
|||
|
Вот именно... Просто, время такое было. Народу нужен был мученик, коим его и представили. |
||
|
|
|||
|
Не Тираспольська, ТРИПІЛЬСЬКА КУЛЬТУРА . Ось що про це пише Вікіпедія: Трипільська культура (широко відома також як культура «Кукутені-Трипілля»), археологічна культура часів неоліту та енеоліту; назва походить від с. Трипілля на Київщині (у вказаній "розширеній" назві культури присутня ще назва румунського села Кукутені), де В. Хвойка вперше в Україні(1898) виявив і дослідив пам'ятки цієї культури. Творцями Т. к. були примітивно-хліборобські і скотарські племена, що просунулися з Передньої Азії і далі посувалися з Балкан та Подунав'я на схід. Пам'ятки її дослідники поділяють на три етапи: ранній (4 500 — 3 500), сер. (3 500 — 2750) і пізній (2 750 — 2 000 pp. до Хр.). 
|
||
|
|
|
|
На днях прочитал две книжки по триполью. "Трипілля" автор Відейко, и книгу "Трипілля та українська мова" автор С.Губерначук. Очень интересно -- рекомендую. Хотя и там есть спорные моменты.
|
|
rattus
|
|||
|
Правильно, зачем с нездоровым интересом обсуждать частную жизнь людей, которые оставили свой след в истории? Пушкин играл в карты, Чайковский мальчиков любил... сделай то, что они и рассуждай  Да, С Новым Годом Всех!!! 
|
||
|
|
|
|
Донецький, ну процитував ти то все, і що? Кому ти що хочеш довести? Українцям що їх нацональний поет був п"яницею і бабієм? Я, наприклад давно про те все знаю, і моє відношення до нього не тільки не погіршилось, але навіть покращилось. Мені подобається, що він був живою людиною, а не ходячою мумією. І всі його вади не заважають мені сприймати його Кобзарь як найгеніальніший, після Біблії, твір людства та зачитуватись ним тихими зимовими вечорами. 
|
|
SexПарочка
|
|||
|
rozumnyk
Так и в депрессию недолго впасть IMXO 
|
||
|
semen11
|
|
|
С Шевченко и его творчеством в школе просто достали, вызывает только изжогу.
|
|
Бунтарь
|
|||
|
Можеш Маяковським підлікуватись... 
|
||
|
Semchik
|
|||
|
Вірно. А ще він писав: Першу вип"єш-стрепенешся, Другу вип"єш-схаменешся, Третю вип"єш-душа грає, Дума думу доганяє. |
||
|
Чеширский кот
|
|||
|
Настоящие герои - это мы и наше подростающее поколение. Обычные рядовые граждане! ИМХО |
||
|
Рекомендуем почитать также топики: Восток - дело грозное Вопросы к модераторам Принуждение руководства Украины к миру У Semchika сегодня день рождения А Киев-зто Украина? |