Экономическая наука

Вряд ли это свидетельство начала деглобализации: фундамент, заложенный многосторонними договоренностями в рамках ВТО, будет задавать границы, за которые национальный протекционизм не будет выходить. На этом фундаменте, по всей видимости, будет расти здание будущей мировой торгово-экономической системы, в архитектуре которого определяющую роль будут играть формирующиеся двусторонние и блоковые преференциальные торговые соглашения (ПТС), такие как Транстихоокеанское партнерство (ТТП), трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство ЕС – США (ТТИП), Меркосур, китайская инициатива экономического пояса Шелкового пути и другие мегарегиональные блоки.

Такой «глобализирующийся регионализм» обусловлен в том числе фундаментальными изменениями структуры мирового производства, вызванными мировой торговлей. Все больше участвующих в международном обмене товаров производится не в отдельно взятой стране, а в рамках глобальных цепочек, проходящих через несколько стран. Так, например, в выручке экспортируемого из Китая iPhone лишь около 1,4% добавленной стоимости приходится на сам Китай (на США – 66%). Производимые на территории США самолеты Boeing состоят из более чем 6 млн деталей, поставляемых из более чем 30 разных стран (в том числе из России). В таких условиях продвижение экономических интересов требует не протекционизма в национальных границах, а защиты существующих цепочек, включая снижение издержек производства и торговли, упрощение торговых процедур и обеспечение беспрепятственного многократного пересечения границы.

Все больше стран стимулируют торгово-экономическое взаимодействие через механизмы торговых соглашений, замыкают производственные цепочки внутри мегарегиональных блоков. Процесс интеграции существенно усложняется, акценты смещаются от торговли товарами в сферу услуг, инвестиций, трансфертов знаний и технологий. Современные ПТС отличаются чрезвычайной глубиной и шириной охвата, многие из них имеют черты общего рынка, обеспечивая преференциальный доступ партнеров по соглашению на отечественный рынок.

Интеграция является важным источником экономического роста: специализация экономики на отраслях, обладающих сравнительными преимуществами, повышает благосостояние; торговля и иностранные инвестиции способствуют повышению эффективности за счет трансферта технологий и увеличения человеческого капитала и обеспечивают конкурентную среду, необходимую для устойчивого технологического развития. Более высокие (по сравнению со среднемировыми) темпы роста в Азиатско-Тихоокеанском регионе в течение последних 15 лет во многом связаны с развитием интеграционных процессов.

С начала 2000-х гг., в то время как процессы преференциальной либерализации в мире набирали обороты, Россия играла роль стороннего наблюдателя формирующихся правил мировой торгово-экономической системы, практически не участвуя в процессах международной экономической интеграции со странами дальнего зарубежья. Евразийский экономический союз (ЕАЭС), являясь региональным торговым соглашением, объединяющим Россию с некоторыми другими странами постсоветского пространства, либо интегрируется в мировую торгово-экономическую систему с учетом всех ее современных особенностей (причем делать это следует на стадии ее формирования), либо, в противном случае, правила игры установятся без нашего участия и страны ЕАЭС будут нести потери за счет упущенных возможностей встраивания в новую архитектуру мировых торгово-экономических связей.

В настоящее время интеграционный потенциал Евразийского союза используется совсем не на полную мощность. Экономики стран ЕАЭС слабо интегрированы в мировые цепочки добавленной стоимости. Внутри интеграционного объединения действует множество барьеров, препятствующих взаимной торговле и инвестициям. На треке интеграции со странами дальнего зарубежья пока существует только соглашение о зоне свободной торговли (ЗСТ) с Вьетнамом (0,6% российского товарооборота). Для увеличения в ближайшем будущем выгод от международной торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе следует активизировать интеграционную повестку, нарастить мощность переговоров по ЗСТ со странами АСЕАН и ШОС. В дальнейшем никуда не уйти от обсуждения формата сотрудничества с ТТП и ТТИП.

В последнем послании президента Федеральному собранию перспективные соглашения о ЗСТ с АСЕАН и ШОС упомянуты в качестве ближайших внешнеэкономических приоритетов. Какие выгоды могут получить экономики России и партнеров по ЕАЭС от такой интеграции?

Наши расчеты показывают, что соглашение о ЗСТ Евразийского союза со странами ШОС (прежде всего с Индией и Китаем) могло бы принести значительную выгоду и повысить конкурентоспособность ЕАЭС. Интеграция в рамках ШОС, страны которой в сумме генерируют порядка 28% мирового ВВП и 20% российского товарооборота, будет при этом иметь ряд особенностей.

Во-первых, в результате простого взаимного обнуления пошлин на торговлю товарами ежегодный общий макроэкономический выигрыш для России составит ~$10 млрд, или 0,6% от ВВП 2015 г. (для ЕАЭС – ~$13 млрд). При этом выигрыши будут разными для отраслей, для отдельных из них (сельское хозяйство, пищевая промышленность, отдельные виды обрабатывающих производств) есть и риски падения выпуска.

Во-вторых, более глубокое соглашение о ЗСТ между участниками ШОС, означающее гармонизацию технических стандартов, договоренности о санитарном регулировании, снижение технических барьеров в торговле может существенно (в 1,5–2 раза) увеличить выигрыш для России и стран ЕАЭС.

Следует отметить, что соглашение о ЗСТ в рамках ШОС не будет означать перехода к китаецентричной внешнеэкономической стратегии или необратимого «поворота на восток», поскольку не подразумевает создания единой таможенной территории и передачи торговой политики стран ЕАЭС в компетенцию какой-либо наднациональной структуры. Следовательно, подобная инициатива, с одной стороны, может способствовать встраиванию российской экономики в меняющийся ландшафт мировой торгово-экономической системы, а с другой – не будет препятствовать возможности получения выгод от интеграции с другими странами и блоками, прежде всего с наиболее значимым торговым партнером – ЕС, с которым, насколько это возможно с учетом текущих политических ограничений, следует поддерживать максимальное развитие совместных инфраструктурных и гуманитарных проектов, а в дальнейшем – двигаться в сторону формирования единого рынка.

Международная интеграция – один из немногих оставшихся в нашем распоряжении источников экономического роста, и этим источником обязательно следует пользоваться. Для этого необходима выработка механизма решения внутренних противоречий в ЕАЭС и формирования общей интеграционной повестки с выходом на глубокое торгово-экономическое сотрудничество со структурами, формирующими всеобъемлющие соглашения нового поколения. В современных условиях внутренних и внешних политических ограничений единственный относительно безболезненный ресурс развития у российской экономики, способный дать результат уже в среднесрочной перспективе, – интеграция в большие экономические процессы, времени на которую остается все меньше. Пассивная позиция на внешнеэкономическом направлении несет в себе риски как потери возможности политического позиционирования, так и упущенной экономической выгоды.

Автор – руководитель направления «Международная экономика и финансы» ИЭП им. Е. Т. Гайдара, директор Центра исследований международной торговли РАНХиГС

20.02.2016. Одним из факторов, который вызвал Великую депрессию в США в 1930-е гг., стала неспособность Федеральной резервной системы предотвратить коллапс денежного предложения.

Именно об этом говорит знаменитый тезис Милтона Фридмана и Анны Шварц в "Монетарной истории Соединенных Штатов". И также считал Бен Бернанке, когда он был главой регулятора.

Сейчас глобальная экономика удивительным образом напоминает ситуацию в 30-е гг., и это звучит угрожающе.

Согласно работе Клаудио Борио, главного экономиста Банка международных расчетов, "финансовая эластичность" является характерной чертой мировой экономики до Великой депрессии и экономики современной. Эластичность подразумевает накопление дисбалансов на рынке капитала, когда денежные потоки направляются в развивающиеся страны из-за слишком низких ставок в странах развитых.

Потоки капитала на развивающиеся рынки

Обменный золотой стандарт, созданный в 1920 г., позволил США и Великобритании выпускать облигации, которые использовались вместе с золотом в обменных сделках между центральными банками. Такая ситуация спровоцировала сильный рост иностранных кредитов.

США, например, отправляли деньги на развивающиеся рынки в Латинской Америке и Центральной Европе. Инвесторы в США пользовались более высокой отдачей от инвестиций при, казалось бы, небольшом дополнительном риске, так как возможность дефолта была низкой.

Тем не менее стандарты кредитования стали слабеть, и американские инвесторы начали возвращать деньги обратно, поскольку в 1928 г. ФРС повысила ставку. Деньги, среди прочего, вкладывались в акции, которые, конечно, были на пороге катастрофы.

Разворот потока капитала

Этот разворот потока капитала в сочетании с падением цен на сырьевые товары дестабилизировал развивающиеся рынки к 1929 г., ставя товаропроизводителей на грань банкротства. В 1930 г. несколько стран Южной Америки девальвировали свои валюты и объявили дефолт по долгу.

Кризис распространился на Австрию, Германию и в конечном итоге на Великобританию, основного кредитора в Центральной Европе. Великобритания в конце концов девальвировала свою валюту, но в США ФРС фактически повысила ставки в конце 1931 г., чтобы остановить отток золота.

Банковская паника, как в США, развернулась в "полную силу мировой депрессии".

Результатом этих долговых проблем стал институт контроля за движением капитала. Теперь капитал уже не перемещался между странами свободно, а мировая торговля замедлилась из-за введения тарифов, иностранные долги не были погашены. Это цена глобализации.

Сходство с 1930-ми гг.

Теперь, как и в 30-е гг., мировая экономика растягивается. Режим низкой процентной ставки в развитых странах мира способствовал кредитованию развивающихся рынков. Кроме того, банковские системы Китая и Европы обременены безнадежными долгами.

В прошлом году развивающиеся рынки испытали первый отток капитала почти за 30 лет, и этот процесс продолжается, в то время как цены на сырьевые товары продолжают падение. Протекционизм в ЕС и США также усиливается, достаточно вспомнить введение тарифов на сталь из Китая. Кроме того, растут антиэмиграционные настроения.

Хотя дополнительные ограничения, связанные с золотым стандартом, сейчас не существуют, привязка юаня к доллару является неустойчивой.

Эластичность и накопление дисбалансов могут сделать восстановление баланса очень сложным. Поэтому, что касается денежно-кредитной политики, необходимо бороться с этими дисбалансами, даже если сейчас инфляция останется низкой. Пусть лучше она будет низкой и стабильной, чем мы увидим новую Великую депрессию.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 23 Февраля 2016, 22:16 — REGNUM. Устаревшая неолиберальная экономическая модель сковывает инфраструктурное развитие России, заявил научный сотрудник Санкт-Петербургского регионального информационно — аналитического центра Российского института стратегических исследований (при Президенте России) Михаил Алхименков в ходе круглого стола, посвященного роли и значению концепции «Экономического пояса Шёлкового пути» для развития российско-китайских экономических связей в Северо — Западном регионе России. Об этом сообщает корреспондент ИА REGNUM.

Израиль: «Русские беспощадны, они перепахали в Сирии всех террористов»
«Нынешний экономический блок (правительства РФ — прим. ИА REGNUM), на мой взгляд, не понимает, что великая страна, какой является Россия, должна что-то предлагать сама, а не только куда-то встраиваться и интегрироваться», — заявил эксперт.

«Их (экономический блок — прим. ИА REGNUM) научили по Чикагской монетарной школе, по Милтону Фридману (американский экономист — прим. ИА REGNUM), что нужно встраиваться в глобальный рынок, занимать там специализацию. Поскольку себестоимость у нас выше — за счет холодов, больших расстояний и прочих факторов, значит, мы можем только качать нефть. А для того, чтобы качать нефть, не нужна Транссибирская магистраль в обновленном виде. Вот Трансполярная еще бы помогла, там есть месторождения, от которых было бы неплохо провести железнодорожное сообщение. Но это сложно и долго, а они не мыслят такими категориями, они считают, что мы должны интегрироваться», — отметил Алхименков. По мнению эксперта, сама неолиберальная экономическая модель, от которой начинают отходить даже на Западе, устарела и сковывает перспективное развитие России, в том числе и в инфраструктурном плане.

Руслан Семенович, так что вытянет российскую экономику, если цены на сырье останутся низкими еще долгие годы?

Руслан Гринберг: Есть два ответа, две экономических школы. Представители первой, наиболее влиятельной, говорят, что надо бороться с инфляцией и шлифовать инвестиционный климат, чтобы было комфортно вкладывать деньги частному бизнесу. Тогда все будет хорошо, появятся дешевые кредиты, инвестиционная активность, рынок сам все поправит. Такое ощущение, что молодые люди, серьезные и образованные, сидят на печи и ждут, пока государство устроит им хорошую жизнь, и вот тогда у нас появятся свои сименсы, гуглы и что хотите еще. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Вторая школа, к которой принадлежу я, стоит за систематическое участие государства в экономике вообще, а особенно в инвестиционном процессе.

Многие говорят, что государства в экономике у нас и так слишком много.

Руслан Гринберг: Государство вмешивается туда, куда не надо, малый и средний бизнес от этого стонет, а там, где только оно и может помочь, государства слишком мало - в образовании, науке, здравоохранении и культуре. Разительный контраст по сравнению не только с развитыми странами, но и с нашими бывшими братьями по соцлагерю.

Мы не приговорены фатально к прозябанию. Лучший способ угадать будущее - это его создать. Вот в США и ЕС, чтобы не было рецессии, проводят политику "количественного смягчения", иначе говоря, печатают и вбрасывают в экономику деньги. И это худо-бедно работает, но в России этого делать нельзя - у нас мало товаров, мало предприятий, и любое вбрасывание денег при монопольной структуре экономики автоматически вызывает не рост производства, а рост цен.

Тогда в чем наш рецепт?

Руслан Гринберг: Прежде всего - в увеличении государственных инвестиций. Вкладывать их надо туда, где мы не конкурируем с остальным миром, например, в высокоскоростные железные дороги, массовое жилищное строительство. Мы не можем конкурировать сейчас с Китаем по потребительским товарам и с Европой по инвестиционным товарам. А инфраструктурные мегапроекты - это как раз для нас, они всегда сопряжены с огромным количеством мультипликативных эффектов по многим отраслям и "стягивают" наши разрозненные пространства. В моем представлении это единственная альтернатива примитивизации экономики.

На это мне возражают - деньги разворуют, и будет инфляция. Да, есть такой риск. Вот многие критиковали большую стройку в Сочи к Олимпиаде. Но посмотрите, создан новый город, и это даже изменило ментальность людей, которые там живут. А что бы изменилось, если бы мы не сделали этих вложений? Ну, может, резервов было бы больше. Но ведь оказывается, сколько резервов ни копи, в черный день, а он, по-моему, уже наступил, их все равно не хватает.

Почему сейчас слабый рубль не оказал такого же влияния на экономику, как после кризиса 1998 года, когда под влиянием девальвации промышленность почти мгновенно пошла в рост?

Руслан Гринберг: Тогда просто заработали советские предприятия, которые были еще живы, но простаивали. А потом к этому прибавилось резкое увеличение цен на нефть, и мы вошли в полосу бурного роста.

А сейчас санкции, и исходный потенциал у обрабатывающей промышленности таков, что слабый рубль почти не улучшает ее экспортных позиций. Девальвация при прочих равных создает преимущества для предприятий, но тут действует простое правило: чем меньше вы производите, тем меньше стоят эти преимущества. С другой стороны, ослаб ший рубль блокирует модернизацию производства, потому что импортное оборудование становится недоступным по цене.

Некий замкнутый круг?

Руслан Гринберг: Наша трагедия в том, что мы из полностью государственной экономики бросились в другую крайность.

Мы все стали жертвами доктрины свободного рынка, из которой вытекала другая доктрина - естественных конкурентных преимуществ. Нас хлопали по плечу и говорили: у вас хорошо получается добывать нефть и газ, делать удобрения и металлы, значит, остальное - от колбасы до станков - мы вам завезем, а промышленная политика - это все вчерашний день теории и практики. И при этом еще мы готовились жить в благостном мире с Западом.

Жизнь показывает, что как-то все это не получается. Мы на моду быстро реагируем в одежде, а вот в доктринах... Между тем мир пережил не только смерть идеологии директивного плана, но и идеологии свободного рынка. Даже в США, в самой богатой и либеральной стране, слово "социализм" перестало быть ругательным. Посмотрите на успехи Берни Сандерса. Без справедливости свобода невозможна, и наоборот.

Как сделать так, чтобы "импортовытеснение" сопровождалось импортозамещением?

Руслан Гринберг: У нас уже есть некоторые успехи, например в том же сельском хозяйстве. Но и там сохраняется тотальная зависимость от импорта посевного материала.

Нужно выделить 5-10 приоритетов в индустриальной политике. Сейчас политика такая - всем сестрам по серьгам, государство пытается поддерживать практически все отрасли, обещает деньги всем. Где больше горит, туда и больше денег. В данный момент, наверное, так и надо, чтобы выживать, но в дальнейшем помощь должна быть сосредоточена там, где мы, во-первых, еще можем вклиниться в международное соревнование, во-вторых, где поддержка нужна по социальным причинам, в-третьих, в оборонной промышленности.

Основная нагрузка нынешнего кризиса пришлась не на промышленность, как было в 2008-2009 годах, а на население. За последние два года реальные зарплаты упали на 15 процентов. Когда они вернутся к докризисному уровню?

Руслан Гринберг: Мы должны готовиться к весьма длительной стагнации, а это, естественно, блокирует восстановление доходов. Сегодня мы находимся в режиме выживания, а нужен план долгосрочного развития. Тогда начнет увеличиваться тот пирог, который можно делить. Как совершенно правильно сказал глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев, риски от отсутствия инвестиций намного выше, чем риски от государственных инвестиций. Если последует изменение госполитики, то через 2-2,5 года начнет реально расти экономика, а за этим последует увеличение реальных доходов.

Впрочем, некоторые в кризис и не входили, они в предыдущие годы накопили жирок и продолжают наслаждаться жизнью. Другие из кризиса и не выходили. Солидарности против общей беды нет, каждый думает, что как-нибудь сам проскочит.

Обществу нужно больше справедливости. Не только у нас, это многих стран касается, посмотрите, как быстро повсеместно происходит концентрация богатств в руках немногих. В нашем случае было бы полезным введение прогрессивной шкалы налогообложения на доходы физических лиц - нужно хотя бы три диапазона по доходам и ставки НДФЛ от 0 до 30 процентов. Вычитать же 13 процентов из зарплаты в 12 тысяч рублей - это издевательство.

Руслан Семенович, все получается в каких-то мрачных тонах. Все-таки у вас сегодня юбилей. Добавьте позитива, пожалуйста.

Руслан Гринберг: Легко. Я неисправимый оптимист. Мы не можем себе позволить такую роскошь, как пессимизм. Наша жизнь полна противоречий, но сейчас все-таки не 1984 год, у нас больше возможностей. В конце концов, чего мы переживаем? У России есть энергетическая независимость, военно-политическая независимость и хорошая инерция по интеллектуальному потенциалу, которая, наверное, осталась от советской власти. Это все связано с экономикой и должно ей помочь. Как сказал один мой польский друг, ситуация у нас хорошая, но не безнадежная.

Можно ли как-то ослабить зависимость курса рубля от нефти, которая ведет себя непредсказуемо?

Руслан Гринберг: Ясно, что если в экспорте преобладают товары, на цену которых вы не можете повлиять, напротив, они по природе своей волатильны, то нельзя было сразу отменять весь валютный контроль. Иметь стабильную валюту и свободу валютных операций одновременно можно только при условии, что наряду с нефтью мы бы продавали "Боинги" или "Самсунги" - на них цены не могут ни взлететь, ни обрушиться в один момент. Чтобы ослабить зависимость от нефтяных цен, нужно произвести экспортозамещение, диверсифицировать экспорт.

Но пока у нас это не очень получается.

Руслан Гринберг: Да, индустриальный ландшафт меняется медленно, а значит, мы приговорены к кульбитам национальной валюты. И это просто катастрофа для хозяйственной деятельности. Поэтому в мой рецепт входит и восстановление валютных ограничений. Крупнейшие экспортеры известны поименно, и им нужно дать указ об обязательной продаже львиной доли своей валютной выручки, например 70 процентов. Они говорят, что не хотят возвращаться в советские времена, а в феодальные времена вы хотите возвращаться? И второе, нужно ограничить свободу вывоза капитала. Для полной свободы движения капитала наша экономика не созрела.

И развитые, и развивающиеся страны никогда не чурались восстановлением валютных ограничений в случае массовых атак на национальную валюту. Здесь мы уникальны в не очень положительном смысле.

Валютные ограничения несут большие коррупционные риски.

Руслан Гринберг: Да, любое ограничение несет коррупционные риски, но что же, теперь вообще ничего не делать, сидеть сложа руки? Не обойтись и без введения валютного коридора, потому что у нас нет механизма страхования валютных рисков, и экономические агенты фактически действуют вслепую, не представляя, каким будет курс хотя бы через месяц.

Хватит ли валютных резервов для удержания этого коридора при постоянно скачущей нефти?

Руслан Гринберг: Это зависит от динамики спроса и предложения на валюту. Валютные интервенции в комбинации с валютными ограничениями в состоянии отбить охоту от спекуляций на девальвации национальной валюты. В конце концов, Центральный банк призван обеспечить стабильность рубля, а сегодня мы видим, что при пассивной позиции ЦБ на валютном рынке утрачиваются шансы на достижение низкой инфляции, к которой так стремятся денежные власти.

При нестабильной экономической ситуации золото является хорошей страховкой. Этот металл ценится во всем мире, и при этом его количество невозможно увеличить искусственным путем. Монетарное золото способно защитить своего владельца от перепада курсов на мировом валютном рынке и стать для страны надежной защитой от кризисов, пишет издание.

России в условиях санкций и падения цен на нефть просто необходимо избавиться от долларовой зависимости, и президент Владимир Путин уже сделал необходимые шаги в этом направлении. С 2005 года золотые запасы государства выросли примерно вчетверо, лишь за последние 12 месяцев — на 200 с лишним тонн, отмечает автор статьи.

Активнее России закупает золото лишь одна страна — Китай. В прошлом году его резервы выросли сразу на 62% и достигли почти 1600 тонн. Золото, таким образом, становится финансовым оружием, которое страны используют, чтобы помешать доминированию западных валют и подорвать мощь Америки и Европы. Впрочем, Вашингтон подобными действиями не удивить — он и сам использовал доллар, чтобы оказывать давление на Россию, подчеркивает издание.

Рост активности России на рынке золота "окрылил" цену на драгоценный металл, которая поднялась на самый высокий уровень с 2012 года. Поскольку долги западных стран постоянно растут и финансовая система, в которой доминируют США, становится все более нестабильной, у многих государств возникает потребность обеспечить себя чем-то более надежным, чем доллар. А для России и Китая пополнение золотых запасов приобретает особое стратегическое значение, поскольку независимость от валюты позволит им бросить вызов Вашингтону и повлиять на расстановку сил в мировой экономике, заключает автор статьи.

МОСКВА, 24 Февраля 2016, 19:33 — REGNUM. Россия — это Великая страна, сверхдержава: самая большая территория и запасы природных ресурсов, первый космонавт, ядерное оружие и многое другое. Именно в таком ключе мы себя воспринимаем как минимум последние 200−300 лет.

Это восприятие позволило Советскому Союзу создать развитую систему академического высшего образования, и мы едва ли не успешнее всех в мире экспортируем «мозги», так как не можем всех образованных занять и удовлетворить их требования по качеству жизни. А те, кто не уезжают, продолжают пополнять ряды чиновников, менеджеров, ученых, консультантов, которые все время говорят о великом и важном, но «ведра мусорного за собой вынести не могут».

За то время, что мы меняли власть и занимались самолюбованием и делением ренты от природных ресурсов, мир изменился: другие страны использовали свои сильные стороны, активно работали, диверсифицировали экономику и смогли значительно опередить нас: 30 лет назад на РСФСР приходилось порядка 5,5% мирового ВВП, а сейчас на Россию — около 1,5%.

И вот, наконец-то, пришла пора, когда дальше на существующей ренте не уедешь: цены на ресурсы упали, и, видимо, очень надолго. Все это понимают и думают, что и президент, правительство и элиты это понимают и, наконец-то, начнут какие-то серьезные преобразования: сделают стратегию и будут последовательно ее воплощать в жизнь в стиле Петра Первого или других наших знаменитых правителей. Но время все идет, а ничего не меняется. В чем же дело?

Однозначно ключевая проблема в том, что мы не можем честно себе признаться, что мы уже не такие великие, как мы привыкли о себе думать. Мы продолжаем строить воздушные замки и пытаться развить экономику: на словах — через человеческий капитал («кто о чем, а умный об образовании»), а на деле — через выполнение поручений по поддержанию выстроенной громоздкой системы чиновничества.

Мы никак не можем осознать, что для того чтобы выигрывать конкуренцию в мировой экономике, нам нужно выстраивать стратегию от наших сильных сторон, то есть от большой территории и природных ресурсов, и развиваться, двигаясь постепенно вверх по цепочке добавленной стоимости (нефтехимия, сельское хозяйство и пищевая промышленность, лес и мебель, изделия из металлов…), а не от инноваций и сферы услуг, которыми интересно заниматься большинству умных и образованных элит. В этих сферах на текущий момент Россия уже во многом упустила свой шанс занять сколько-нибудь значимое место в глобальной экономике, поэтому увеличение объемов инвестиций в эти сферы приведет только к росту экспорта образованных людей за рубеж, деградации всех остальных слоев общества и повышению размера коррупции.

Украину переименуют? Для страны уже выбрали название, да такое удачное
Любая хорошая стратегия начинается с честного определения текущего положения. Наше текущее положение — это сырьевая экономика с очень низкой диверсификацией, раздутым эго элит и народа и отсутствием мотивации и компетенций у большинства первых лиц для опережающего развития страны.

Конечно, текущее положение можно осознать и принять, мотивация может появиться, а компетенции можно привлечь. Будет ли этим заниматься президент и правительство, или нам снова ждать, когда лопнет терпение у народа, — время покажет.

ВАШИНГТОН, 27 Февраля 2016, 11:39 — REGNUM. Год тому назад экономисты старались не произносить в описании нынешнего кризиса термин «перепроизводство». Когда же этим термином начали описывать происходящие в мировой экономике, появилась новая реальность. Реальность, которую ещё 5 лет назад нельзя было представить, но о возможности и даже неизбежности которой писали в своих работах классики социализма К. Маркс и Ф. Энгельс.

Отрицательная процентная ставка — уже реальность, она введена банками Швеции, Японии, Швейцарии и частично Европейским центральным банком. Примечательно, что старейший в мире центральный банк «Риксбанка», Швеция, первым ввёл отрицательный процент и там же, в Швеции, впервые коммерческий банк доплатил другому коммерческому банку за использование его денег. Сумасшествие — доплачивать деньги за то, что их одалживаешь, но это сумасшествие — реальность.

Так называемая эпоха низких процентных ставок началась в 2006 году, когда Федеральная резервная система США понизила процентную ставку до 0,25% и запустила программы количественного смягчения, печатание денег. Сделано было это на фоне резкого замедления американской экономики. Тем самым ФРС пыталась стимулировать за счёт дешёвых кредитов потребительскую активность, увеличить денежную массу в экономике и разогнать инфляцию. Вслед за США аналогичные программы были приняты в Европе и в Японии. Тогда многие предрекали из-за большого количества дешёвых денег опасность разгона инфляции до гиперинфляции. Однако печатные станки беспрерывно работают почти 9 лет, а инфляция и не думает ускоряться.

Россиянам, переживающим очередной за последние 25 лет резкий рост цен, трудно понять, зачем вообще нужна инфляция. Ведь так прекрасно, когда ты приходишь в магазин, а бутылка молока стоит уже не 60 рублей, а 50. Однако инфляция — это важнейший механизм капиталистической экономики. Благодаря ей прибавочная стоимость перераспределяется от потребителя к владельцу капитала. Стремящаяся же к нулю инфляция, и тем более дефляция, обесценивает вложенный капитал и делают отрицательной добавочную стоимость: нарушается точно сформулированная Наполеоном Хиллом формула капитализма — «деньги делают деньги».

Однако почему же при столь дешёвых и доступных деньгах потребитель не бежит покупать больше товаров? Согласно теории: потребитель сокращает свои расходы на ожиданиях ухудшения его экономического положения (опасность увольнения, отсутствия роста доходов и прочее), однако, как показывает опыт Японии, где один из самых высоких уровней заработной платы, низкая безработица, высокая социальная защита, дефляция держится почти 25 лет и никакие количественные смягчения не могут её разогнать. Тогда что же происходит?

С развитием и удешевлением технологий, с заменой ручного, человеческого труда роботами, начинают сокращаться не только производственные издержки, но и время и затраты на пуск производства нового продукта. В то же время сам продукт может почти мгновенно копироваться и предлагается конкурентами по более низкой цене. В конечном итоге, продукт дешевеет, а рынок быстро насыщается данным продуктом и происходит его перепроизводство. В таких условиях капитал, вложенный в производство уникального продукта или напрямую направленный на создание монополии, не может получить ни преимущество на рынке, ни максимальную прибавочную стоимость. При этом сам потребитель уже не способен поддерживать спрос, так как для своей жизнедеятельности полностью обеспечен необходимыми ему товарами и сверх того.

В результате напечатанные деньги на тех условиях, которые они предлагаются, а именно кредит под проценты или же плата за труд, не нужны. И так как деньги уже настолько дёшевы, что за них работать становится не выгодно, приходиться сокращать саму работу, рабочее время или раздавать деньги бесплатно. Что мы уже можем наблюдать. Так, например: в Швеции многие компании стали сокращать на 20% рабочую неделю, в Швейцарии планируют ввести пожизненные выплаты каждому гражданину, невзирая на то, работает ли он или нет. То есть чтобы выжить — больше не требуется работать, сама работа становится делом добровольным.

Обесценивание денег, дефляция, невозможность перераспределять добавочную стоимость приведёт к обесцениванию корпоративных активов на бирже, которые будут выкуплены самими же корпорациями, что, кстати, сейчас и происходит на фондовых биржах. Впрочем, частная собственность на средства производства в условиях нулевой, а может быть даже и отрицательной добавочной стоимости (ведь мы уже имеем отрицательный ссудный процент), перестаёт иметь какой-либо смысл. В то же время из-за возможности не работать начнёт образовываться дефицит квалифицированной рабочей силы, в результате чего корпорации начнут раздавать акции компаний своим работникам в качестве бонуса — корпорации перейдут в собственность трудящихся.

Всё это может привести либо к глубочайшему кризису человеческой цивилизации, либо к коммунизму.

Возможно, именно призрак коммунизма заставляет ФРС искать малейшие причины, чтобы продолжить поднимать процентную ставку, спасая тем самым ссудный процент.

01.03.2016. Разрастающийся дефицит бюджета США грозит перерасти в полноценный кризис, который может серьезно подкосить стабильность экономики США.

Как отмечает профессор Гарвардского университета Мартин Фельдстейн в своей статье на Project Syndicate, необходимо срочно остановить взрывной рост госдолга США. На его взгляд, это задача должна быть ключевой на повестке дня у нового президента США, поскольку до этого никто не будет всерьез заниматься этой проблемой.

Мартин Фельдстейн - американский экономист, профессор Гарвардского университета - многие годы был президентом Национального бюро экономических исследований
"Бюджетный отдел Конгресса США (CBO) только что сообщил плохую новость: национальный долг сейчас растет быстрее ВВП, и соотношение этих величин приближается к такому, которое мы привыкли связывать скорее с Италией или Испанией.

Это подтверждает мою точку зрения о том, что бюджетный дефицит – наиболее серьезная проблема, стоящая перед американскими политиками.

Десять лет назад федеральный долг составлял всего лишь 35% от ВВП. Сейчас он почти вдвое больше, и в 2026 году по прогнозу достигнет 86%. Но это только начало. Дефицит годового бюджета, запланированный на 2026 год, составляет 5% от ВВП. Если он останется на этом уровне, процент долга в конце концов вырастет до 125%.

Даже этот прогноз предполагает, что процентные ставки по национальному долгу будут увеличиваться медленно и в среднем составят менее 3,5% в 2026 году. Но если соотношение долга к ВВП действительно ускоренными темпами приближается к трехзначному, то у инвесторов в США и за рубежом могут возникнуть обоснованные опасения, что правительство утратило контроль над процессом формирования бюджета.

При взрывном росте долга зарубежные держатели ценных бумаг могут начать беспокоиться, что США найдут способ уменьшить реальную стоимость этих бумаг, раздувая инфляцию или вводя налоговые удержания со всех дивидендов по государственным облигациям. В этом случае инвесторы будут настаивать на премии за риск: более высоким процентным ставкам по долгу казначейства. Более высокие процентные ставки в свою очередь увеличат дефицит, а следовательно, и будущий процент долга, еще больше.

Высокий и продолжающий расти уровень национального долга вредит экономике США многими способами. Для выплаты процентов необходимо повышение федеральных налогов или увеличение бюджетного дефицита. В 2016 году проценты по национальному долгу составляют почти 16% от поступлений за счет подоходного налога с граждан. К 2026 году планируемые проценты по национальному долгу составят уже почти 31% от этой суммы, даже если процентные ставки будут расти так медленно, как заложено в прогнозе CBO.

Зарубежные инвесторы сейчас владеют более чем половиной государственного долга, и эта пропорция, вероятно, будет продолжать увеличиваться. Даже если сейчас они охотно принимают новые облигации в уплату процентов по старым, наступит момент, когда США вынуждены будут платить за счет превышения экспорта товаров и услуг над импортом. А для стимулирования экспорта потребуется снижение курса доллара, чтобы американские товары стали более привлекательны для зарубежных покупателей; но одновременно импортные товары станут дороже для американцев, то есть их уровень жизни упадет.

Рост займов федерального правительства означает также вытеснение частного сектора. Снижение объема кредитов частных фирм и капиталовложений с их стороны ведет к замедлению роста производительности и реальных доходов в будущем.

Поэтому важно найти способы уменьшения дефицита бюджета и минимизации соотношения долг-ВВП в будущем. К счастью, относительно небольшое снижение дефицита может привести к значительному уменьшению этого соотношения. К примеру, если снизить дефицит до 2% от ВВП, это привело бы к тому, что соотношение долг-ВВП постепенно снизилось бы до 50% к 2026 году. Сокращение дефицита требует снижения государственных расходов, увеличения поступлений, либо того и другого. Ни то ни другое в политическом смысле не дастся легко, но ничего невозможного в этом нет.

Сократить расходы стало труднее из-за того, что некоторые издержки уже подверглись сокращению. Доля оборонных расходов в ВВП снизилась с 7,5% в 1966 году до 3,2% в этом году и согласно прогнозам CBO в течение следующего десятилетия уменьшится до 2,6%. Это будет рекордно малый показатель со времен Второй мировой войны, соответствующий, по мнению военных экспертов, опасно низкому уровню.

Другие расходы распределены между ежегодно выделяемыми ассигнованиями (известными под названием необоронных дискреционных расходов) и программами, расходы по которым вытекают из установленных правил, не пересматриваемых ежегодно (известными как "обязательные" программы расходов, в первую очередь выплата пенсий и расходы на здравоохранение).

Необоронные дискреционные расходы также приближаются к 2,6% ВВП, и это тоже рекордно низкая доля со времен Второй мировой войны. Быстро росли именно обязательные программы, что и привело к росту дефицита. Их доля в ВВП, составлявшая только 4,5% в 1966 году, сейчас равна 13,3% и по прогнозу достигнет 15% в 2026 году. Эти программы главным образом представляют собой льготы для пожилых граждан среднего класса, а не благотворительные программы, направленные на относительно бедные слои населения. Вот почему большинство экспертов согласны, что замедление роста этих так называемых "положенных" программ должно быть частью плана сокращения будущего дефицита.

Федеральные налоги сейчас составляют 18,3% от ВВП и по оценке останутся на этом уровне в течение следующего десятилетия, если не изменится налоговое законодательство или ставки. Структура ставок налогообложения граждан на протяжении прошедших 30 лет менялась, причем максимальная ставка поднялась с 28% в 1986 году до более чем 40% сегодня. Налог для корпораций в размере 35% уже и так самый высокий среди промышленно развитых стран.

Более высокие предельные ставки налогообложения ослабляют стимулы и искажают экономические решения. Вот почему как я, так и другие, задумывающиеся о сокращении дефицита, сосредоточивают внимание на изменении правил налогообложения, чтобы ограничить особые статьи затрат, так называемые "налоговые расходы", отражающие расходы государства, заложенные в налоговый кодекс. Эти статьи варьируются от небольших, таких как предоставление налогового кредита в $7500 покупателю электромобиля, до крупных (например, вычет за проценты по ипотеке и исключение выплат на медицинское страхование наемных работников из налогооблагаемого дохода нанимателя).

Один только вычет по ипотеке уменьшит налоговые поступления в 2016 году на $84 млрд, или более чем на 5% от общей суммы налогов на личный доход. Исключение взносов по медицинской страховке приведет к снижению поступлений более чем на $200 млрд, или примерно на 15%.

Никаких попыток уменьшения дефицита не будет предпринято до президентских выборов этого года. Но когда в следующем году новый президент приступит к своим обязанностям, одним из важнейших приоритетов в его повестке дня должно стать сокращение дефицита за счет контроля расходов и налоговых поступлений".

04.03.2016. Детям иногда говорят, что нового братика или сестренку приносит в клюве аист. В реальности, разумеется, все намного сложнее. С созданием денег происходит примерно то же самое.

В роли "аиста" выступает центральный банк; многие думают, что он переводит деньги частным банкам, которые выполняют роль посредника, для продвижения денег в экономику.

В реальности большинство денег создаются частными банками. Каждый раз, когда выдают кредиты, банки создают определенный объем денег в экономике, причем центральные банки могут лишь влиять на этот процесс, но не запретить. Хуже еще то, что центральные банки вынуждены поддерживать такой процесс, так как это стимулирует экономику. Но самое страшное то, что процесс "создания денег" в основном находится в электронной плоскости, то есть физических денег не создается.

Некоторые встревожены этим, так как, по их мнению, банки небрежно пользуются этой властью, подстрекая разрушительные резкие подъемы и обвалы.

Активисты во многих богатых странах хотят лишить частные банки возможности "создавать деньги". В Швейцарии представители движения “Инициатива в пользу полноценных денег” (Vollgeld Initiative) предоставили в декабре правительству достаточное количество подписей для проведения референдума на эту тему.

На банковские вклады (виртуальные деньги), указывают активисты, приходится до 87% от общего объема доступных в Швейцарии денег, значительно превышая общее количество банкнот и монет.

В связи с тем, что создание денег может стимулировать как инфляцию, так экономический рост, это не должно находиться в частных руках, тем более передаваться организациям, которые склонны к расточительству и мошенничеству, отмечает британский журнал The Economist.

Согласно существующим правилам депозиты находятся на балансе частных банков. Движение "Инициатива в пользу полноценных денег" предлагает принять новый закон (вариант "ограниченного банкинга"), который бы обязывал переводить счета (реальные деньги) в банковские ячейки.

Клиенты платили бы банку деньги за хранение своих денег. Любой выдаваемый банком кредит, согласно плану, должен финансироваться с помощью средств акционеров или собственных займов, но не из депозитов.

Центральный банк в свою очередь мог бы следить за состоянием экономики и решать, какой объем наличных денег необходим для сохранения стабильного уровня инфляции.

Вместо того чтобы корректировать процентную ставку для стимулирования банковского частного кредитования, центральный банк мог бы просто выдавать (или изымать) определенную сумму денег самому себе, правительству, гражданам или частным банкам в форме кредитов.

Подобная система была бы более безопасной для вкладчиков, так как банки не смогли бы кредитовать или потерять их деньги. Это позволило бы правительству отменить существующую абсолютную защиту банкам (которая является гарантией вкладов избирателей).

Даже большим банкам позволили бы банкротиться, так как их убытки не очень сильно повлияли бы на финансовую систему. Все это в итоге заставило бы кредиторов вести себя более взвешенно.

В конце февраля правительство Швейцарии обнародовало официальный ответ на предложение "Инициативы в пользу полноценных денег". Во-первых, референдум состоится не раньше следующего года.

Кроме того, власти считают, что если центральный банк будет выпускать больше денег, его обязательства (деньги) будут увеличиваться без какого-либо роста активов, что может подорвать доверие к стоимости денег.

Те, кто хотел бы получить более простую систему, уверены в правительстве, скорее всего, будут разочарованы. Придется вводить жесткие правила, которые бы не позволяли банкам создавать "похожие на деньги" инструменты.

Правительство также опасается, что изменения могут навредить швейцарским банкам, включая такие транснациональные гиганты, как UBS и Credit Suisse.

По мнению директора Федерации финансовых руководителей Швейцарии Сержа Гайларда, "существуют менее радикальные методы достижения финансовой стабильности". После кризиса были ужесточены правила по кредитованию, резервам и капиталу.

По завершению всех этих реформ, уверены в правительстве, системе просто не нужны предлагаемые активистами кардинальные изменения.

Идея депозитных ячеек, возможно, будет популярной в Швейцарии, но большинство граждан в итоге поддержат правительство, что, несомненно, разочарует радикальных экономистов.

За последние 25 лет сформировался новый феномен, который можно назвать депрофессионализацией. Установка на всемогущество и благотворность свободного рынка вывела на первое место профессию под названием «менеджер».

Государство сокращает свое участие в таких областях, как образование, здравоохранение, наука, и призывает коммерциализировать их деятельность. Но коммерциализация строится на принципе «меньше тратить — больше зарабатывать». Меньше тратить — не только финансовых средств, но и ресурсов, сил, времени.

Такой подход привел к деградации профессионализма. Поэтому, чтобы навести порядок в расходовании бюджетных средств, нам следует прежде всего заняться воспитанием профессионалов во всех областях деятельности. Только профессионалы могут рачительно и эффективно использовать государственные ресурсы — финансовые, материальные, трудовые.

Пока же, пытаясь «сберечь» бюджет в условиях кризиса, наше правительство допускает ошибку. Оно старается экономить и по возможности сокращать финансирование программ и проектов с участием государства. Это неправильно, хотя зачастую понять логику чиновника можно.

Рассмотрим простой пример: некое ответственное лицо должно распределить финансирование на реализацию некоего проекта. Конечно, получить это финансирование постараются многие. Однако в условиях дефицита профессионалов у чиновника нет уверенности, что тот, кто получит деньги, обеспечит необходимый результат. Но если результата не будет, виноватым окажется сам чиновник. И формируется бюрократическая реакция — не давать. В бюджете образуются большие остатки. Но и это тоже проявление слабой финансовой дисциплины, так как бюджет должен исполняться, что называется, «в ноль».

Есть и другой аспект проблемы.

Сейчас в Америке Берни Сандерс, популярный сенатор-демократ, вероятный кандидат от Демократической партии на выборах президента США, говорит о необходимости развивать бесплатное образование, бесплатную медицинскую помощь, и народ его поддерживает. Наше правительство призывает к другому: затянуть пояса, сокращать зарплаты, штаты и расходы. Но давайте посмотрим, к чему это приведет. В результате сокращения зарплат снижается потребление. Если снижается потребление — сокращается производство. Нет производства — нет инвестиций, возникает необходимость увольнять людей или снижать зарплату. Круг замкнулся. Такая экономическая политика воспроизводит нашу стагнацию.

Экономику можно простимулировать, только если государство станет тратить деньги. Другого выхода я не вижу. Но как научиться тратить деньги эффективно? Это целая проблема. Если бы ее можно было свести к тому, чтобы следить, кто украл, а кто не украл, — это было бы проще всего. На самом же деле, к сожалению, всё гораздо сложнее.

И еще.

Наша экономика очень долларизирована. Как только у людей образуются дополнительные деньги, их первый порыв — пойти и поменять их на доллары. И это понятно. За год с небольшим курс рубля снизился с 30 до 80 рублей за доллар. И это тоже следствие непрофессионализма. Когда мы решили ввести свободную валютную обратимость независимо от структуры нашего экспорта, это был большой риск. Если доходы от экспорта на 80% зависят от такого волатильного товара, как нефть, понятно, что отменять все валютные ограничения, как мы это сделали, было нельзя. Это следовало делать постепенно, по мере диверсификации экспортной выручки. Но для диверсификации экспорта ничего сделано не было, и в результате рубль отправили в свободное плавание, а фактически — утопили. Правда, председатель Центрального банка говорит, что ничего страшного в этом нет.

Поэтому при таком обесценивании — и внутреннем, и внешнем — тратить надо с умом. Я вижу большой потенциал в мегапроектах, в сверхскоростных дорогах, вообще в строительстве дорог и транспортной инфраструктуры. В кризис нет альтернативы государственным инвестициям — это принцип универсальный.

Автор — членкор РАН, научный руководитель Института экономики РАН

МОСКВА, 5 Марта 2016, 07:22 — REGNUM. Методику, по которой рассчитывается способность российских лесов поглощать СО2, выполняли на гранты Госдепа США. Автор ИА REGNUM Виталий Болдырев проанализировал мошенническую схему, с помощью которой Россия из страны из страны-донора по поглощению антропогенного углекислого газа превратилась в страну-паразита.

Итак! В своих последних выступлениях глава Минприроды Сергей Донской умудрился многократно занизить поглощающую способность российских лесов, болот, тундры, одним словом, фотосинтезирующего мира России. Вследствие чего Россия из страны-донора по поглощению антропогенного углекислого газа превратилась в страну-паразита.

Как же ему это удалось сделать, спросите Вы? На основании чего? Да очень просто! На основании методики Межведомственной комиссии РФ по проблемам изменения климата! В соответствии с этой методикой, поглощение СО2 всей зеленью России определяется не по результатам фотосинтеза, а через изменение «общего запаса стволов древесины». По мнению комиссии, «для расчёта поглощения СО2 интерес представляют лишь земли, покрытые лесной растительностью на момент государственного учёта лесного фонда».

Вот оно, оказывается, как. Всего-то стволы пересчитали и сразу ясно, сколько и чего мы поглощаем. И хочется спросить у господ Донского — министра природных ресурсов ‑ и Бедрицкого — специального представителя президента РФ, куда они дели российскую тундру и российские болота, поглощающая способность которых еще выше, чем у тайги.

Но вопрос этот застревает в горле, как только узнаешь, что методику, результатами расчетов по которой не перестает удивлять научное сообщество господин Донской, разрабатывали не как-нибудь, а на гранты таких известных приверженцев России, как Госдеп США и ряд других не менее «дружественных» России организаций. Вот список:

- грант Госдепартамента США «Потоки парниковых газов в арктических экосистемах»;
- грант Института инновационных технологий для Земли (Япония) «Влияние повышенных концентраций СО2 и температуры на углеродный баланс арктических экосистем»;
- грант Национального научного фонда США «Исследование потоков углекислого газа, водяного пара и энергии: в направлении к глобальному синтезу»;
- договор с Институтом мировых ресурсов США «Углерод в лесном фонде и сельскохозяйственных экосистемах России».

Вот благодаря «научному» руководству этих замечательных организаций наша страна оказалась уже почти страной-паразитом, которая углекислый газ выбрасывает, но не поглощает. Если так пойдет дальше, то не за горами полное обнуление поглотительной способности российской природы. Не пора ли, пока не поздно, прекратить «замечательную» деятельность господ Донского и Бедрицкого?

С 6 марта президент Обама продлил еще на год режим санкционного чрезвычайного положения против России, объявленный его указом 13660. Впервые США с союзниками ввели антироссийские санкции ровно 2 года назад. В связи с событиями на Украине. Они затрагивают энергетический, оборонный, финансовый секторы и отдельных физических лиц России.

ЖЕНУ ОТДАЙ ДЯДЕ…

Одна из главных целей обамовского указа 13660 – перекрыть доступ России к западным кредитам, финансово ослабить, а то и удушить нашу страну. Недаром в рамках этих санкций в конце февраля Госдеп и Казначейство США настойчиво рекомендовали (читай – приказали!) крупнейшим американским банкам Goldman Sachs, JP Morgan, Bank of America, Citigroup и Morgan Stanley не покупать российские гособлигации. Не сметь финансировать экономику вероятного противника! Акулы Уолл-Стрита тут же взяли под козырек. Причем, Goldman Sachs уже предварительно дал согласие на размещение российских долговых инструментов, но после команды Госдепа вынужден был отозвать свою заявку. Так Госдеп наглядно показал, кто на самом деле хозяин на мировом рынке «свободных капиталов».

Это при том, что сама Россия в условиях санкций, инспирированных Обамой, вновь увеличивает покупку американских облигаций, так называемых трежерис. В ноябре – на 6 миллиардов баксов, в декабре – на 4,1 миллиарда. Всего на 1 января 2016 г вложения РФ в US –Treasuries составляют $92,1 миллиарда. А когда наш Минфин решил в феврале разместить в заокеанских банках долговых бумаг на жалких 3 миллиарда «зеленых», тут же получил отлуп Госдепа.

Что за странная политика финансовых властей России? В стране катастрофически не хватает денег. Секвестируется бюджет, официально сокращаются расходы на медицину, образование, ветеранов периодически пугают заморозкой пенсий… Кредиты бизнесу, ипотека – под громадные разорительные проценты! Чтобы пополнить бюджет, власти ввели на днях новые акцизы на бензин, дизтопливо, что неминуемо приведет скоро к новому росту цен на горючее в России. При том, что нефть в мире резко подешевела. На очереди акцизы на пальмовое масло, газировку… Растут число и суммы штрафов для автомобилистов, платных парковок, прочих «взносов», сборов, поборов. Перечислять можно долго. Популярна горькая шутка про скорый «налог на воздух для россиян». Ощущение, что правительство хочет выкарабкаться из кризиса исключительно за счет населения. У которого и так упали доходы, зарплаты даже по официальной статистике. А цены растут, как и безработица…

И в то же время миллиарды баксов уходят за океан, вкладываются в экономику нашего вероятного противника.

Вспоминается народная поговорка - «Жену отдай дяде, а сам иди к … тете (легкого поведения)». Очень точно отражает ситуацию.

Недоумевают обыватели, эксперты, даже иные депутаты. Вот как прокомментировал депутат Госдумы Александр Старовойтов вложение 10 миллиардов долларов в трежерис в конце прошлого года: «Наверное, для кого-то это пустые цифры, но маленькое сравнение: эти суммы за два месяца эквивалентны запланированным расходам государства на поддержку экономики РФ за весь 2016 год, на 30 процентов превышают годовые расходы государства на образование, на 54 процента – на здравоохранение.»

Старовойтов настаивает, чтобы руководство Банка России пришло в Госдуму и объяснило загадочную политику увода средств в заокеанские бумаги: «Может быть, это какая-то хитрая экономическая уловка, может, действительно они владеют информацией, что это принесет стране существенную прибыль?»

ТИХАЯ ГАВАНЬ КАПИТАЛОВ

Не знаю, что ответит Банк России депутату и ответит ли вообще. Поэтому прошу объяснить ситуацию директора Института проблем глобализации, доктора экономических наук Михаила Делягина.

- Михаил Геннадьевич, для начала растолкуйте, что это за штука такая - трежерис?

- Название долговых обязательства правительства США, происходящее от английского Treasury – «сокровищница», «казна» или «Казначейство». Официальное название американского Минфина дословно переводится как «казначейский департамент». Термин «трежерис» означает все виды его долговых обязательств: краткосрочные казначейские векселя (обычно срок обращения от 4 до 26 недель, но доходит до года), среднесрочные по их меркам «ноты» (срок обращения от 1 года до 10 лет) и долгосрочные облигации (от 10 до 30, но обычно до 20 лет). Последние имеют наибольшее значение и обычно под «трежерис» понимаются именно они, хотя это и не совсем точно.

Для всех видов трежерис существует огромный вторичный рынок. Мощь, богатство и активное доминирование США, а также развитость и эшелонированность рынков делают трежерис абсолютно ликвидными и надежными. Их с удовольствием принимают в качестве залога для обеспечения кредитов всех видов.

Правительство США гарантирует владельцам своих долгов хоть и низкий, но фиксированный процент (в последние годы от 0,25 до более 3% в зависимости от их вида и ситуации на рынке). Однако в зависимости от баланса спроса и предложения они могут размещаться по цене как ниже, так и выше номинала; постоянно колеблется их цена и на последующих
В целом их доходность низка и с учетом инфляции доллара означает, как правило, обесценивание вложений. Это оборотная сторона безрисковости. Однако полная ликвидность и фактическая гарантия от падений стоимости ценных бумаг делают «трежерис» привлекательными как средство сохранения денег, «тихая гавань» для не находящих себе применения капиталов всего мира. Нарастание глобального кризиса, рост нестабильности и расширение зон кровавого хаоса (в том числе осуществляемое США для финансирования своего развития испуганными капиталами всего мира) повышают спрос на них и, соответственно, снижают их доходность.

Если 1 июня 2006 г доходность наиболее распространенных 10-летних облигаций («бондов») США составляла 5.145% годовых, то к 1 июля 2012 г она упала до 1.47%. К 1 декабря 2013 года она выросла до 3.026%, а 1 марта 2016 составила 1.881%.

- Копейки!

- Да, наша прибыль от вложений в них ничтожна.

- Зачем тогда Россия, с точки зрения здравого смысла, вкладывается в эти бумаги, если нет приличной прибыли, в стране не хватает денег и Минфин сам же пытается отыскать на внешних рынках несчастные 3 миллиарда? Кстати, кто конкретно отвечает у нас за трежерис?

- Вложения в трежерис осуществляют и Минфин, и Банк России. Минфин, сокращая Резервный фонд (45% которого, как и 45% валютной части Фонда «национального благосостояния», вложено в госдолг США) для покрытия дефицита бюджета, сокращает и вложения в трежерис. Банк России продает трежерис при сокращении своих золотовалютных резервов и покупает при их увеличении. Поэтому рост вложений вызван деятельностью Банка России, а не Минфина.

С точки зрения здравого смысла вкладываться нам сейчас в долговые бумаги США, мягко говоря, нерационально. Однако с бухгалтерской точки зрения действия денежных властей России правильны. Будучи либералами, они служат глобальному бизнесу, для которого прогресс России недопустим, так как может создать ему конкуренцию. А раз деньги народа России не должны работать на него, они обязаны просто лежать, в идеале потихоньку растаскиваясь разного рода спекулянтами (ибо глобальный бизнес спекулятивен по своей природе) и коррупционерами (ибо они, выводя украденное из страны, в конечном счете превращают его в финансовый ресурс глобального бизнеса).

«Просто лежать» деньги должны в наиболее надежном финансовом инструменте, - а это как раз трежерис. Увеличение вложений в них - наглядное выражение принципиального отказа либералов России от развития страны как такового.

Ничем иным объяснить логику наших денежных властей лично я не могу.

Достаточно вспомнить, что по международно признанному «критерию Редди» для обеспечения стабильности национальной валюты (причем, в открытой экономике, без ограничения спекуляций) достаточно международных резервов, равных сумме квартального импорта и годовых выплат по внешнему долгу. Все время девальвации рубля, с января 2014 года, международные резервы превышали требуемый критерием Редди уровень в 1,5-2 раза, то есть были избыточны, а девальвация была полностью рукотворной.

На начало 2016 года критерий Редди для России - $165,3 млрд., а наши международные резервы – $368 млрд.. Сейчас они выше $379 млрд! То есть 200 млрд.долл., прямо сейчас лежащих в карманах государства, можно направить на развитие страны без всякого риска ослабления рубля. Но либералы предпочитают поддерживать этими деньгами страны, ведущие против России «холодную войну» на уничтожение. Как, помнится, заявил Дворкович, «Россия должна платить за финансовую стабильность США», - и эта максима неукоснительно исполняется.

Поэтому руководство Банка России, как и социально-экономического блока правительства Медведева, на мой взгляд, давно пора приглашать не на пушистые ковры Госдумы, как предлагает депутат Старовойтов, а на холодный кафель Лубянки.

ПЕТЛЯ КУДРИНА

- Многие эксперты считают, что вывод миллиардов за океан обескровливает российскую экономику. Ваше мнение?

- Конечно. Эти деньги могут пойти на модернизацию инфраструктуры, на нормализацию образования и здравоохранения, на лечение детей, на зарплаты офицерам ФСБ, в конце концов! Но они выводятся из экономики, что создает искусственный денежный голод. До начала западной кредитно-инвестиционной блокады марта 2014 г крупные российские корпорации развивались, беря за границей в качестве займов свои же собственные деньги, выплаченные в качестве налогов государству и выведенные им за рубеж. Это называлось «петля Кудрина» - по имени человека, набросившего ее на всю страну.

После неприятия Россией организованного Западом нацистского переворота на Украине и, по сути, ее американской оккупации эта «петля» была разорвана самим же Западом. Российских налогоплательщиков перестали кредитовать, пусть даже их собственными деньгами.

Но либералы во власти, служащие враждебному России Западу, не только не забирают наши средства из его финансовой системы, но и продолжают выводить их туда!

Мудрый Кудрин начинал игру с трежерис, чтобы понизить инфляцию, спасти деньги от разворовывания. Деньги все равно продолжают воровать, инфляция бешеная, мягко говоря… Логика «чтобы наши деньги не украли в России, их надо побыстрее кому-нибудь отдать» исчерпывающе характеризует интеллектуальный уровень российских либералов. Не случайно наши конкуренты с Запада признавали Кудрина лучшим Министром финансов, а Набиуллину – лучшей главой национального банка.

Что касается инфляции, она бешеная именно из-за искусственно организуемого денежного голода. Выводя деньги России за океан, либералы обескровливают экономику. И единственным способом хоть как-то поддержать ее становится девальвация. Она повышает цену импорта, доля которого велика (так как собственное производство уничтожается денежным голодом и кабальными условиями ВТО), и вызывает панику, поощряя монополистов (произвол которых принципиально не ограничивают либералы, выступающие против государственного регулирования как такового) еще сильнее завышать цены.

В результате денежный голод, создаваемый якобы для сдерживания инфляции, а на деле для вывода денег из страны в распоряжение глобального бизнеса и для его поддержки, способствует ускорению роста цен в нашей стране, не говоря уже о вполне колониальном разрушении экономики.

- Еще один веский довод либеральных экономистов – Китай, Япония, Великобритания сильно вкладываются в трежерис! А Россия чем хуже?

- Их экономики отстроены, они вкладывают в долговые бумаги США лишние деньги, не находящие применения.

Наша же экономика чудовищно недоинвестирована, она задыхается без денег, отчаянно нуждается в них. Об этом можно судить хотя бы по российским дорогам. У нас иногда даже на федеральных трассах такое ощущение, что Великая Отечественная еще не кончилась, фрицы продолжают бомбежку…

Китай, Япония, повторяю, вкладывают лишнее, а мы отрываем от себя последнее, то, чего самим остро недостает.

ЗВОНКАЯ ОПЛЕУХА ГОСДЕПА

- Что за странная история с долговыми обязательствами Минфина на 3 миллиарда, растолкуйте. Их, говорят, можно было занять на внутреннем рынке или у Китая. Зачем просить у американцев? Под дурачка работал Минфин или это хитрая политика?

- Поиски Минфином 3 миллиардов долларов, равно как и внутренние займы, при неиспользуемых резервах, которые, по его же собственным отчетам, составили на 1 февраля 2016 года 10,2 трлн.руб., - это просто за гранью добра и зла.

Но Минфин берет займы, похоже, чтобы потом выплачивать проценты по ним: это помощь финансовым спекулянтам, кредитующим его, за счет налогоплательщиков, за наш с вами счет.

Американские инвестиционные банки, думаю, привыкли работать по этим схемам. Трудно представить, чтоб они были не коррупционными, а искать себе новых интимных партнеров затруднительно.

Хотя, конечно, китайские займы дороже западных. Но это не критическая разница. Причина, думаю, в том, что в Китае за коррупцию расстреливают. А может быть, Китай как стратегический конкурент США просто не может быть партнером российских либералов: заокеанские хозяева могут за такое наказать.

- Отрезвит ли наше правительство, Банк России звонкая пощечина Госдепа - запрет американским банкам покупать облигации РФ?

- Некрасов в свое время писал: «Люди холопского звания сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа».

Для либералов Запад – источник даже не столько денег, сколько истины в последней инстанции. Я, когда наблюдаю взаимодействие наших либералов с Западом, вспоминаю Маяковского: «Видели, как собака бьющую руку лижет?» Теперь вижу – почти каждый день.

Так что не отрезвит: наоборот, думаю, еще глубже погрузит их в самоупоение и восторг холопства.
ПОД ЖЕЛЕЗНОЙ ПЯТОЙ КОНТРИБУЦИЙ

- Вот какое мнение нашел в Интернете. «Если мы действительно независимая держава, готовая противостоять гегемону терроризма - США, то какого хрена вкладываем миллиарды долларов от продажи наших ресурсов в американские "ценные" бумаги почти с нулевой доходностью? Зачем мы спонсируем экономику врага и поддерживаем на плаву его валюту?»

- Спонсирует экономику врага либеральная часть элиты России, которая, повторяю, считает недопустимым нашу независимость и едва ли не преступлением – наш суверенитет. И эта либеральная часть, помимо управления всей социально-экономической сферой и огромной частью сферы информационно-пропагандистской, исключительно влиятельна и в других элементах государства.

90-е годы никуда не делись: они сидят во власти и мечтают вернуться. Либеральная оппозиция на улице смешна, жалка и даже в чем-то полезна. По-настоящему опасны ее единомышленники, управляющие Россией в интересах смертельных врагов нашей Отчизны…

- Может, зря вы так неистово «наезжаете» на либеральное крыло правительства, Михаил Геннадьевич, а ларчик просто открывается? «Странная» покупка трежерис на самом деле – замаскированная от народа контрибуция, которую вынуждена выплачивать Россия за проигрыш в «холодной войне». Очень распространенная версия! Есть, мол, такая тайная договоренность между победителем и проигравшим. Некоторые конспирологи идут дальше, считая, что Россия со времен Ельцина находится под внешним управлением.

- Внешнее управление ядерной державой возможно исключительно как внешнее управление предателями, засевшими в ее руководстве. Никакие другие формы внешнего управления, не говоря об оккупации, технологически невозможны.

Президент страны, в которой есть хоть одна ракета класса «Рубеж», свободен не выполнять никакие обязательства, которые он считает вредными для страны. Включая контрибуции.

«ПЯТАЯ КОЛОННА» ПАКУЕТ ЧЕМОДАНЫ?

- Еще одна версия, популярная в народе: наша «пятая колонна» во власти готовит тылы. В удобный момент улетят на Запад и заберут себе российские денежки, размещенные в трежерис.

- В принципе такие планы членов властного либерального клана возможны. Однако понятно, что, если «удобный момент» настанет, Запад не отдаст им даже их собственных денег и активов, выведенных в фешенебельные страны. Великобритания первичную подготовку к их конфискации, насколько можно понять, уже провела.

- Серьезные люди давно высказывают опасения, что в случае обострения ситуации Вашингтон может заморозить наши миллиарды, размещенные в их долговых бумагах, а то и вовсе конфисковать. Запрет Госдепа на покупку американскими банками наших облигаций показывает, что они способны на такой шаг.

- В нормальных условиях США никогда не пойдут на конфискацию чужих вложений в свои долги, так как это дискредитирует их ценные бумаги и покажет, что они не являются безопасным видом вложения. Это обрушит всю их пирамиду долгов, так как ей перестанут доверять. Помнится, когда в середине 90-х Швейцария раскрыла невостребованные счета в своих банках в рамках кампании «поиска денег жертв нацизма», ее банковская система за год лишилась четверти своих активов, так как инвесторы увидели: прежней, абсолютной банковской тайны больше нет.

Однако в условиях глобального кризиса, в ходе ожидающего нас распада глобального рынка на макрорегионы, а единой финансовой системы мира – на валютные зоны, США могут пойти на конфискацию активов, вложенных в их госдолг.

Поэтому обезопасить наши деньги необходимо.

- Как?

- Очень просто! Не надо хранить свои деньги в карманах вероятного противника, который культивирует оголтелую русофобию, не скрываясь, ведет против нас холодную войну на уничтожение, организует нацистские государственные перевороты в дружественных нам странах и развязывает там гражданские войны.

КЛЮЧ К ПРЕКРАСНОМУ БУДУЩЕМУ

- Как в условиях кризиса спасать экономику и народ?

- Прежде всего, нужно признать спасение народа и экономики целью государства. Люди, считающие его целью служение враждебному нам глобальному бизнесу, могут работать посудомойками, дворниками и даже, возможно, водителями такси, - но не премьерами, не руководителями Банка России, не вице-премьерами и не министрами.

Ключ к прекрасному будущему – модернизация инфраструктуры. Чтобы инвестиции в нее не оказались завтра на валютном рынке, нужно отделение спекулятивных капиталов от остальной экономики. В рыночных США, светоче демократии, оно было отменено только в 1999 г, в Японии – в 2000-м!

Чтобы инвестиции не были украдены, надо ограничить коррупцию, чтобы не ушли в завышение цен - произвол монополий. Это задачи, давно решенные в мире: было бы желание.

Надо обеспечить и разумный протекционизм, - хотя бы на уровне Евросоюза. Поскольку санкции могут отменить, надо выйти из ВТО. Это просто, так как любой договор с коррупционной мотивацией по международному праву ничтожен. Зная либералов, которые занимались присоединением России к ВТО, полагаю, что доказать коррупционную мотивацию будет просто.

Далее, для развития страны нужен человеческий капитал. Значит, надо восстановить качественные и бесплатные образование и медицину, гарантировать реальный прожиточный минимум.

Наконец, надо освободить от налогов неспекулятивный малый, а за Уралом - и средний бизнес, передать пустующие земли сельхозназначения готовым их обрабатывать, декриминализовать НДС. Регрессивную шкалу обложения оплаты труда обязательными взносами и налогами заменить на прогрессивную. Сегодня у нас с доходов бедняка обязательными взносами снимают 30%, с обеспеченных – 10%, а богатые могут вывернуться и ничего не платить. А плоская шкала прогрессивного налога в мире сохранилась только в России и в Боливии. Причина пенсионного кризиса – построение либералами налогового рая для праздных миллиардеров и налогового ада для всех остальных; уберем ее – и Пенсионный фонд из «черной дыры» станет крупнейшим инвестором страны.

-Такие простые рецепты?!

- Совершенно верно. Через это прошли развитые ныне страны. Иначе бы они не стали развитыми. Только вот наше правительство, засидевшееся в Белом доме, выписывать эти рецепты, как вы догадываетесь, не будет. Предпочитая действовать по старинке. Точнее, бездействовать. А кризис нарастает.

06.03.2016. Как подстегнуть рост, не расшатав систему? Лекция Андрея Клепача посвящена анализу ситуации в российской и мировой экономике и поиску новых идей, новой стратегии, которая позволит нам повторить "русское чудо" - уверенный рост ВВП, наблюдавшийся с начала нулевых и до кризиса 2008 г.

"Стратегия без тактики очень медленно ведет к победе. Тактика без стратегии – только шум перед поражением", - такую цитату китайского военного стратега Сунь-Цзы приводит Андрей Клепач. И, пожалуй, именно она, хотя и прозвучала уже в самом конце, может служить лейтмотивом всего выступления.

Заместитель председателя "Внешэкономбанка" предлагает разобраться в том, что на самом деле происходит, и выбрать тактику, отталкиваясь от этого глобального стратегического видения.

CODE

А. КЛЕПАЧ "Мировая экономика XXI века будет чем-то напоминать ту, что была в середине XIX-го: Индия и Китай обеспечат более трети мирового ВВП".

По мнению Андрея Клепача, в ближайшие годы будет расти экономический вес Индии и Китая. США тоже нашли способ удержаться в числе лидеров. У Европы пока много проблем, и ее доля в мировом ВВП будет сокращаться. Но если говорить о России, прогнозы пессимистичные: если оставить все как есть и плыть по течению, роль нашей страны на экономической арене будет второстепенной.

CODE

А. КЛЕПАЧ "Если КНР газифицирует все свои деревни, а индийцы начнут ездить на машинах так же активно, как китайцы, то углеводородов на всех точно не хватит и цены могут оказаться на новых рекордных уровнях".

Полностью сбрасывать со счетов углеводородную составляющую российской экономики не стоит. Но и опираться исключительно на нефть и газ бессмысленно, так как волатильность рынка очевидна. Кстати, если говорить о сырье, то Россия является не только крупным поставщиком топлива, но и одним из ведущих экспортеров зерна. На этот сегмент и его развитие стоит обратить пристальное внимание.

CODE

А. КЛЕПАЧ "История практически не знает примеров, когда страна добивается продолжительного роста ВВП, несмотря на то что население сокращается. В нулевые мы были именно таким исключением".

В период, который можно назвать "русским чудом", российская экономика стремительно росла, несмотря на тяжелую демографическую ситуацию. В мире мы этого практически не наблюдаем. Даже США поддерживают рост ВВП на 2-3% в год при постоянном росте населения. В нашей стране рост ВВП продолжался не благодаря, а вопреки. Помогли и дорогая нефть, и приток инвестиций. В каком-то смысле сегодня Россия находится в более выгодной ситуации с демографической точки зрения, но прогнозы говорят о том, что население вновь начнет сокращаться. Если мы хотим рассчитывать на долгосрочную положительную экономическую динамику, необходимо обратить внимание и на этот аспект.

CODE

А. КЛЕПАЧ "У нас реальная зарплата будет падать, а прибыли будут расти. Позволит ли это повторить успех 99 года? Это большой вопрос, потому что дело не только в прибыли, но и в том, как она используется".

В конце 90-х гг. зарплаты были очень низкими как в бюджетной сфере, так и в частном секторе. Прибыли компаний при этом начали быстро расти. Это подстегнуло инвестиционную составляющую экономики. Затем пришел черед зарплат: они быстро увеличивались и в итоге обошли по динамике прибыль компаний. В настоящий момент складывается новая тенденция: согласно прогнозам прибыли вновь увеличатся на фоне стагнации зарплат. Хорошо ли это? Только в том случае, если возможность будет использована для продолжения развития. В любом случае нельзя игнорировать бюджетников, которые только в последние годы начали получать достойный доход. Если на здравоохранение и образование не будут выделять достаточно средств, можно забыть о человеческом капитале и качественном здравоохранении.

CODE

А. КЛЕПАЧ "ВВП у нас выше, чем в 1990 г., но промышленность, хотя она качественно изменилась за это время, инвестиции - все это существенно ниже. Вопрос: как дальше расти?"

По ряду параметров Россия превзошла РСФСР, но в чем-то до сих пор отстает от результатов 1990 г. Так, промышленность, пусть и более современная, по-прежнему достаточно слаба, и перелома динамики в этой области мы не видим. Инвестиционная составляющая в настоящий момент также смотрится не слишком убедительно. Ответом на эти вызовы может стать развитие инновационной экономики, создание товаров, помимо углеводородов, которые действительно привлекут покупателей за пределами нашей страны. Расти исключительно за счет экспорта топлива и внутреннего спроса в долгосрочной перспективе невозможно. По мнению Андрея Клепача, необходимо инвестировать в человеческий капитал и технологии. У России есть шанс и все необходимые возможности встать во главе прогресса.

CODE

А. КЛЕПАЧ "Альтернатива может заключаться в том, что мы не зажимаем, а даем ликвидность. Но, может быть, не всем, чтобы она не ушла на валютный рынок, а пошла на инвестиции".

Взгляд А. Клепача на денежно-кредитную политику не революционный, но более мягкий, чем у руководства ЦБ. Он предлагает "избирательное смягчение". Давать деньги тем, кто инвестирует в экономику, необходимо. Но инъекции ликвидности должны быть точными и своевременными. Для этого нужно разработать нетрадиционные инструменты. Но не слепо копировать подход других центробанков, запустивших программы количественного смягчения, а придумать свое.

CODE

А. КЛЕПАЧ "Так как мировые рынки капитала для нас в основном закрыты, кредитором может выступить население, а также предприятия. Нужно взять у них в долг, чтобы все это обернулось ростом экономики, а не стагнацией".

Вопрос наращивания государственного долга нельзя считать закрытым. В попытке сбалансировать бюджет страна загоняет себя в жесткие рамки, и стоит вспомнить о том, что во время предыдущего кризиса мы не так сильно боялись дефицита. Дополнительные деньги будут очень кстати, если мы хотим добиться роста. Проблемы с привлечением капитала на международном рынке можно решить за счет внутренних займов. В конечном итоге стагнация при отсутствии долгов ничем не лучше роста при умеренном наращивании долговой нагрузки.

Резюмируя, Андрей Клепач рассказывает, какую цель по экономическому росту можно считать реалистичной: "Возможность повторить "русское чудо" у нас есть. Может быть, не с такими темпами роста, но на 3-4% в год, а главное, на более высокое качество жизни мы можем выйти".

Человеку, далекому от социологии и общественных наук вообще, не очень понятно, почему ученые мужи так яростно ломают копья вокруг вопроса о том, есть в России средний класс как таковой или это фикция, иллюзия и химера? А ответ достаточно прост. Еще Аристотель писал, что "умеренность и середина являются наилучшими из всех благ". Средний класс - это основа основ стабильности общества. Надежда и опора для любой власти. Прослойка, которая в последнюю очередь начнет совершать революции и бунтовать в отличие как от бедняков, так и от богачей и "элиты". Это налогоплательщики, законопослушные граждане. Если их в нашем обществе нет или очень мало, плохи у государства дела.

Впрочем, исследования ИС РАН доказывают: слухи о "смерти" российского среднего класса, как водится, преувеличены. Он жив и жизнеспособен. В кризис ему приходится трудно, но он находит в себе скрытые резервы. Только вот терпение у него не бесконечно, и с его интересами власть обязана считаться.

На средней скорости

Исследования среднего класса социологи ИС РАН ведут с 1999 года - времен, когда страна мучительно приходила в себя после дефолта и кризиса. Второй "запуск зонда" пришелся на 2003 год. А затем ученые получили уникальную возможность запечатлеть "хронику пикирующего самолета": увидеть, как современный средний класс входит в кризис и преодолевает его последствия. Едва закончилось очередное исследование 2014 года, как грянули санкции и рухнул рубль. В октябре 2015 г. социологи вновь прошли "по старым адресам" и прежними методами. Это позволило не только выяснить, есть ли сейчас в России средний класс (да, есть), но и нарисовать его социальный и профессиональный портрет, измерить запас прочности, понять систему ценностей.

Сколько у нас середняков и кого к ним причисляют? Критериями для включения респондентов в эту группу стали их образование (не ниже среднего специального), профессиональный статус (работа - не физический труд), уровень благосостояния (доход и набор товаров длительного пользования у человека "средний" для данной местности или больше), а также "самоидентификация" (то есть граждане должны сами себя ощущать представителями среднего сословия и свой статус в обществе оценивать минимум на 4 балла из 10 возможных).

В конце 2015 года социологи выделили среди всего населения России 44% граждан, которых можно было отнести к среднему классу. Среди работающих - 47%. Накануне кризиса в 2014 году цифра была примерно такой же. И это доказывает главное: под напором экономической стихии наш средний класс смог все-таки устоять. Хотя, конечно, и не без потерь и ударов по самолюбию. Но если кризис 2008 г. действительно привел к сокращению численности СК, то сегодня этих людей на "обочину жизни" вышибить не удалось, хотя они чувствуют себя хуже, сократили расходы, нервничают и т.д.

Средний класс, конечно, не монолитен и не однороден. Он напоминает планету Сатурн с ее кольцами. Есть ядро СК и его "периферия", гораздо менее устойчивая и порой готовая пойти "в распыл". Есть потенциальный СК и все прочее население. К ядру сейчас можно отнести людей с высшим образованием, компьютерно грамотных, по статусу руководителей, предпринимателей, специалистов. На периферии ядра СК - самозанятые граждане, рядовые служащие и работники торговли со средним специальным образованием, а также люди с нетипичным сочетанием профессиональной позиции и уровня образования или квалификации (например, руководители с дипломом техникума или рядовые служащие с вузовскими "корочками", руководители и специалисты, незнакомые с компьютером, и т.д.).

Среди прочих россиян социологи выделили еще две группы: потенциальный средний класс и остальное население, которому середняками не стать уже точно. Потенциал есть у тех, кто по одному из критериев пока в СК не проходит (слишком беден, малообразован или сам себя в эту когорту не записывает, но по формальному профессиональному статусу вполне мог бы). Среди тех, кому вход в средний класс заказан, две трети составляют рабочие, т.е. люди, занятые физическим трудом.

Основную долю в среднем классе составляют люди младшего и среднего возраста. Женщин в нем больше, чем мужчин. Пропуск в средний класс могут человеку обеспечить родители, если они имеют высшее образование, хороший доход и высокий уровень культуры. Правда, те, у кого один или двое родителей закончили вуз, составляют большинство только в ядре СК. Периферия, по-видимому, пробивалась своими силами.

"Огородами" не уйдут

Самый животрепещущий вопрос: а сколько "они" получают? Как выяснили социологи, представители российского среднего класса в общем-то не жируют, но и не слишком (на фоне прочих граждан) бедствуют. Курс рубля с 2003 г. изменился до неузнаваемости, поэтому проще вести подсчеты и сравнения в долларовом эквиваленте. В день на одного человека в семье, относящейся к среднему классу, накануне кризиса приходилось около $16 (без учета паритета покупательной способности рубля и доллара США). В этом отношении наши середняки были богаче, чем в развивающихся странах (там рубеж СК проходит по уровню $10 в день). Кризис и рост курса валюты картину изменил, но и сейчас доходы на одного члена семьи в среднем классе составляют около $12 в день. Если же учитывать паритет покупательной способности рубля и "нерубля" (понимать, что цены растут все-таки не в прямой пропорции с биржевыми курсами), ситуация выглядит несколько лучше. Так или иначе численность среднего класса в России, если подсчитывать только "по доходам", составляет около трети населения.

Кризис сказался на наших середняках ощутимо, но не катастрофически, и они сами это признают в 44% случаев. Лишь 3% представителей СК считают, что кризис нанес им "значительный" ущерб. Каждый пятый вообще не чувствует каких-либо серьезных сдвигов к худшему. В отличие от людей из других социальных слоев, где подобных счастливцев вдвое меньше.

"Нам бы ваши проблемы", - завистливо скажут середнякам люди из беднейших слоев общества. Но будут правы лишь отчасти, как всегда и бывает в таких случаях. Да, средний класс в России не голодает и не скитается. Однако ему все труднее удерживаться на завоеванных когда-то позициях. Они сохраняются в основном потому, что в "тучные" годы СК удалось уйти в отрыв и создать себе "подушку безопасности". Подушка все тоньше. Плохое материальное положение беспокоит представителей СК вдвое чаще, чем в докризисные времена (тогда о материальных затруднениях в качестве главной своей беды говорил лишь каждый десятый, сейчас - каждый пятый, среди остальных россиян - почти половина). Гораздо более тревожным стал эмоциональный фон прежде достаточно уверенных в себе и своем будущем людей. Поэтому сейчас они стремятся выработать для себя некие стратегии выживания и, главное, жизни.

Именно стилем своего поведения на фоне кризиса представители среднего класса резче всего отличаются от прочих россиян. Они не просто "экономят" (хотя основная часть тех, кто раньше владел крупными сбережениями, теперь говорят, что денег у них в запасе совсем немного). Представители среднего класса стремятся сократить свои долги и оставить хоть что-то на черный день, ищут подработку или совместительство. Они и в прежние времена поступали так намного чаще, чем люди из других социальных слоев. Для "среднеклассника" работа на постоянной основе сразу в нескольких местах - дело привычное. Они реже прочих утверждают, что проявлять активность в поиске заработка бессмысленно. А вот уходить из-за кризиса "на огороды", то есть пытаться обеспечить свою семью продуктами с собственного участка, российский средний класс не готов. Он скорее пойдет искать еще один приработок, чем станет "закапывать в землю" свое время и силы.

Для российского СК одна из главных проблем - как добавить в сутки двадцать пятый час. Это трудоголики поневоле, для которых дефицит времени стал сейчас одной из самых острых проблем (раньше о ней говорил лишь каждый пятый). До кризиса люди пытались как-то улучшить свой досуг, поправить здоровье, найти новые возможности для хобби, путешествий, саморазвития и пр. Сейчас они вкалывают как проклятые. Речь о том, чтобы наряду с другими развитыми странами стать частью "цивилизации досуга", вызывает лишь скептическую усмешку. Хотя совсем недавно об этом говорилось как о почти свершившемся факте.

Средний класс очень тревожится из-за того, что деньги стремительно обесцениваются. Поэтому сейчас середняки скорее совершат крупную покупку, чем понесут средства в банк. Но и сбережения все-таки предпочтут оставить хоть в каком-то количестве.

Скорее ужмутся в повседневных расходах, чем станут "вскрывать кубышку" без крайней надобности. Это типичное поведение людей, привыкших планировать свою жизнь, доходы и расходы, стратегию и тактику на достаточно долгое время. Озабоченность они демонстрируют, панику - нет. Однако есть и новая примета времени: люди, которые раньше постоянно твердили, что "от государства им нужна только одна помощь - чтобы не мешало", сейчас все-таки нуждаются в его поддержке. Правда, даже в этих отголосках патернализма есть своя специфика.

Российский класс хочет, чтобы государство поддержало высокотехнологичные отрасли экономики, которые дают возможность получить стабильную и достойно оплачиваемую работу. Речь не о социальных выплатах, пособиях и льготах - не о "рыбе", а об удочке. Но, к сожалению, пока эти ожидания не оправдываются. В наукоемких и технически "передовых" отраслях сейчас работает две трети представителей СК и лишь 55% остального населения, причем эта доля за последнее время сократилась. Мало радости от того, что другим слоям общества еще хуже.

По среднему классу очень сильно ударили последние "реформы", из-за которых резко ограничился доступ граждан к бесплатной социальной инфраструктуре (медицине, образованию и т.д.), сократились рабочие места для пенсионеров, в малом бизнесе и частном предпринимательстве. На сегодня платными медицинскими услугами пользуются лишь 55% представителей СК (в 2003 г. - 71%, год назад - 58%). На образование детей деньги кое-как находят, а вот учеба, переподготовка и повышение квалификации взрослых на платной основе сейчас стала доступна лишь пятой части среднего класса (в 2003 г. - трети). За год с 28% до 17% сократилось число тех, кто тратит деньги на туризм. Цифры красноречивее любых комментариев.

Основания для "затем"

Ездить за границу наши середняки в общем-то не против, были бы деньги и время. А уезжать из России насовсем не собираются. Более того: кризис и санкции, как показывают исследования, заставили россиян гораздо более критично относиться к "западной модели процветания" общества. Во всех социальных группах люди стали гораздо реже стремиться уехать за рубеж на постоянное место жительства. Если говорить о представителях среднего класса, то в 2014 таким потенциальным эмигрантом был каждый третий в "ядре" СК (33%) и столько же (32%) на его периферии (среди потенциального СК - 48%). Сейчас лишь каждый пятый представитель "ядра" (20%) и четверть периферии (24%) допускают мысль об отъезде на ПМЖ. А вот идея отправиться в другие страны на временные заработки стала более популярна. То же можно сказать и о желании съездить на зарубежную стажировку или учебу. Естественно, молодежь ориентирована на дипломы и сертификаты, а люди старше 31 года - однозначно на дополнительный заработок.

И дело не в том, что кого-то "и здесь неплохо кормят" как известного персонажа мультфильма. Кормят как всех, скудновато. Просто именно средний класс сейчас демонстрирует наибольшую лояльность к государственным институтам, поддерживает курс России в международной политике, если чего не хочет - так это радикальных перемен в высших эшелонах власти. Середняки при этом достаточно трезво и критично оценивают ситуацию в экономике. В 2003 году большинство надеялось, что трудности сугубо временные, а ситуация в экономике скоро наладится. Сейчас наоборот - две трети представителей СК полагают, что в экономике положение дел стало хуже. Они считают, что курс, проводимый властями страны, нуждается в существенной корректировке. Но не "до основанья". Слишком важно дальнейшее "затем" для людей, привыкших жить разумно, активно, рассчитывая на собственные силы и с верой в нормальное, спокойное будущее без дефолтов и обвалов.

Справка "РГ"

Новое исследование российского среднего класса было осуществлено в феврале 2014 г. и октябре 2015 г. научной группой Института социологии РАН в составе: М.К. Горшков, Н.Е. Тихонова (руководители), В.А. Аникин, Н.В. Латова, Ю.П. Лежнина, С.В. Мареева, В.В. Петухов, Н.Н. Седова, И.О. Тюрина. Данные опираются на количественный опрос 1600 респондентов по репрезентативной выборке и опрос дополнительной группы в 300 человек, отобранной с учетом критериев принадлежности граждан к среднему классу общества.

Комментарий
-----------
Итоги опроса комментируют академик РАН, директор Института социологии РАН Михаил Горшков и доктор социологических наук, профессор, главный научный сотрудник ИС РАН Наталья Тихонова

У России всегда и во всем оказывается собственный путь. А отличаются ли наши представители среднего класса от европейских собратьев?

Михаил Горшков: И нет, и да. Безусловно, есть базовые жизненные ценности, которые у людей во всех странах схожи. Среднее сословие всегда характеризовалось спокойным консерватизмом, работоспособностью, устойчивостью к разного рода потрясениям, верностью традициям и лояльностью к власти (до определенных пределов, конечно). Отличия начинаются там же, где мы видим несхожесть экономических систем разных стран. Российская экономика находится сейчас на позднеиндустриальном этапе развития, который западные страны успели пройти еще в 60-80-е гг. прошлого века. Поэтому и наш СК похож не на сегодняшний СК развитых государств, а на тот, сорокалетней давности. Он быстро растет и готов превратиться в доминирующую социальную силу общества, но и болезнями роста тоже страдает. При этом главное отличие - то, что в России гораздо меньше представителей среднего класса занято в "четвертичном" секторе экономики - в наукоемких и технологических отраслях, которые у нас пока недостаточно развиты. У нас СК является не движущей силой в развитии страны, а простым результатом экономического роста. Численность среднего класса ограничена возможностями экономики, может достичь максимум 50% населения, и то в лучшем случае. Пока мы видим, что после кризиса в "экономике знаний" число рабочих мест для ядра СК существенно сократилось.

Наталья Тихонова: В нашем среднем классе как бы встречаются две эпохи экономического развития с разными требованиями к "человеческому капиталу" и разными стандартами. Так, ядро СК - это профессионалы в высокотехнологичных отраслях. Периферия ядра - рядовые служащие, работники торговли и сферы услуг, "офисный планктон" и т.д. Есть множество промежуточных позиций. Но одна особенность видна очень ярко: российский СК по большей части концентрируется в государственном секторе, в нем преобладают работники предприятий и учреждений с государственной формой собственности. Возможно, это тоже послужило дополнительным фактором устойчивости СК в эпоху кризиса. Хотя не могу сказать, что даже на государственных предприятиях работники полностью "вписаны в правовое поле". Увы, нет. Такие вещи, как отсутствие официального договора и соцгарантий, зарплата в конвертах привычны почти половине (50-60%) представителей среднего класса. Гигантская, невероятная для других стран цифра.

Тем не менее опрос показывает, что кризис не так уж сильно ударил по нашим середнякам. Им теперь можно не опасаться катаклизмов?

Михаил Горшков: Каждый кризис все больше ухудшает положение среднего класса относительно прочих россиян. Сейчас наш СК достиг пороговой точки, после которой уже не сможет решать свои социальные проблемы сам, за счет имеющихся ресурсов. Поэтому государство должно найти возможность обеспечить поддержку тем, кто вообще-то и создает основу благосостояния страны, платит налоги и работает в полную силу. Да, пособия малоимущим, пенсионерам и инвалидам - дело нужное и неотложное. Но если говорить о будущем государства, то необходимо не просто латать и перекраивать и без того дырявый бюджет, но и подумать, как, чьими усилиями его наполнять в будущем. Для этого потребуется не ужесточение, а наоборот, смягчение налогового бремени для СК, антикоррупционные программы, инвестиции в высокотехнологичные производства, политика, направленная на преодоление самых острых социальных неравенств, и многое другое. Нового тут ничего нет - так поступали и западные страны, которые успели нас обогнать в развитии.

А вы уверены, что наши самодостаточные середняки не взбунтуются и не захотят уехать в те самые западные страны?

Михаил Горшков: Бунт в России - дело всегда "бессмысленное и беспощадное". Поднимает его уж точно не среднее сословие, которому есть что терять, а властные амбиции, наоборот, невелики (в отличие от элитарных группировок или, наоборот, беднейших слоев). Другое дело, что средний класс в России постепенно начинает осознавать свою силу и значимость, становится действительно "классом", а не прослойкой. Высокий рейтинг доверия властным институтам не исключает и растущего запроса на стабильность со стороны активных работающих граждан. Они приобретают уверенность в своем праве влиять на власть, а не просто используют "возможность высказаться". Они хотят перемен к лучшему, критикуют государственные институты за бездействие или недальновидность. К их голосу в любом случае надо будет прислушиваться. Даже при том, что на сегодня ни одна политическая партия или общественное движение так и не стали выразителями интересов среднего класса.

Наталья Тихонова: Разговоры про возможную новую волну эмиграции - это скорее приоритеты для СМИ. Наши исследования такую тенденцию не подтверждают, совсем наоборот. "Не волнуйтесь, я не уехал. И не надейтесь, я не уеду" - так можно сказать и про наш средний класс. Просто надо понимать, что эти люди не будут бежать с корабля или его "раскачивать". Они в нем, образно говоря, моторы. Нет никакого смысла их глушить.

Программа материнского капитала повлияла на прирост уровня рождаемости в РФ несущественно, к такому выводу пришли эксперты ВШЭ в исследовании "Оценка влияния политики материнского капитала в России". Для измерения эффективности программы в ВШЭ применили динамическую структурную модель рождаемости и трудоустройства на основе панельных данных.

К старту программы (в 2001-2005 годах) коэффициент суммарной рождаемости (КСР) составлял примерно 1,3 ребенка на женщину — Россия квалифицировалась как страна с очень низким размером этого показателя. После перехода к активной политике поощрения рождаемости право на сертификат на выплату материнского капитала получили родившие или усыновившие второго ребенка. За время действия программы ее участниками стали более 6 млн человек, а расходы федерального бюджета превысили 1 трлн руб. К 2015 году размер выплаты достиг 453 тыс. руб. (в 2016 году эта сумма не индексировалась), а наиболее популярным способом потратить эти средства стало финансирование выплат по ипотеке.

Выплаты матерям за рождение ребенка — практика, к которой прибегали власти ряда стран, в частности Австралии, Франции, Германии, Канады (провинция Квебек) и Испании, указывается в исследовании. Оценки результатов неоднозначны — к примеру, испанские исследователи пришли к заключению, что всеобщее детское пособие размером €2,5 тыс., введенное в этой стране в 2007 году, увеличило рождаемость на 6%. О росте этого показателя свидетельствуют и исследования, проведенные в Израиле и Канаде. На основе данных о трех существенных изменениях в налоговой политике во Франции исследователи в этой стране получили смешанный результат относительно того, как рождаемость реагирует на подобные стимулы.

В России также есть некоторое количество подобных работ — и их выводы разнонаправленны. Так, в РАНХиГС полагают, что эффект от материнского капитала несомненен, эксперты ВШЭ отрицали значимость финансовых стимулов для рождаемости (подробнее см. "Ъ" от 4 декабря 2015 года). Как пишут авторы нынешнего исследования, политика материнского капитала в итоге привела к увеличению рождаемости приблизительно на 0,15 ребенка на женщину (в 2011 году этот показатель составлял 1,58), а также к увеличению доли домохозяйств с двумя и более детьми на 10% (по данным Росстата, таких в стране 4 млн). При этом, как показывает исследование, значительная доля увеличения КСР после 2007 года произошла по причине перепланирования момента рождения ребенка, а не из-за увеличения долгосрочной рождаемости. Также эксперты обнаружили, что программа не имела дифференцированного эффекта для трудоустроенных и нетрудоустроенных женщин, однако эффект от нее был более значительным для женщин, проживающих с супругом в домохозяйстве. Наконец, были получены некоторые свидетельства того, что влияние программы на рождаемость малоимущих женщин было более значительным.

Отметим, схожие выводы ранее представляло в правительство Минэкономики — в ходе спора об эффективности программы и о необходимости ее продления. Эти аргументы тогда не были приняты, и в итоге победил социальный блок — в конце 2015 года Владимир Путин в послании Федеральному собранию заявил, что программа в нынешнем виде будет продлена по крайней мере еще на два года — до 2019-го. Впрочем, вполне вероятно, что при сегодняшнем состоянии доходов россиян правительство рассматривает материнский капитал уже просто как еще одну меру социального обеспечения.

Условия несырьевого развития

Российская политическая и деловая элита уже понимает, что шансов на повторение модели нулевых годов практически нет. Более того, в экономическом блоке правительства сложился некоторый консенсус: в принципе преодоление потенциального длительного депрессивного состояния экономики возможно.

Однако с точки зрения экономической политики пока сделано немного. В России по-прежнему слишком много избыточных ограничений, создающих риски для работы бизнесов в несырьевых секторах. Эти барьеры особенно мешают развитию средних компаний, которые играют очень важную роль в развитии обработки и многих секторов услуг, включая сектор инноваций. По сравнению с крупными компаниями в сырьевых секторах средний бизнес гораздо более уязвим к непредсказуемости и избыточности системы регулирования и к произволу со стороны правоохранительной системы. Сырьевые отрасли, где преобладают крупные компании, с этими ограничениями сталкивались гораздо меньше. А поскольку именно они в конечном счете обеспечивали и экономический рост и рост потребления, то многие специфические проблемы несырьевых секторов долгое время оставались на периферии внимания.

Тем не менее кое-что для улучшения ситуации уже сделано. Всего за четыре года с момента принятия майских указов Владимира Путина мы продвинулись почти на 70 позиций вверх в индексе Doing Business. Таких темпов не добивалась ни одна страна, чьи размеры экономики сопоставимы с российскими. Столь масштабные перемены удавалось реализовывать только небольшим странам. Среди наших соседей в пример можно привести Грузию и Белоруссию.

Эти успехи особенно важны для роста несырьевой экономики. Опережающее улучшение рейтинга было достигнуто именно по тем направлениям, которые имеют наибольшее значение для развития урбанизированных территорий, где сосредоточена основная масса несырьевых бизнесов. Так, по простоте регистрации собственности, что особенно актуально для городской недвижимости, Россия заняла 8-е место, опередив большинство развитых стран (в частности, США занимают 34-е место). По легкости подключения к электросетям она теперь на 29-м месте. Еще один вопрос, который является ключевым для городской несырьевой экономики, — получение разрешений на строительство. Здесь пока Россия находится ближе к хвосту списка, на 119-м месте. Но в этой сфере уже запущен масштабный процесс улучшений, который в ближайшее время может переместить страну на несколько десятков позиций вверх. Если это произойдет, в рейтинге Doing Business останется только одна позиция, где Россия по-прежнему остается «позади планеты всей», — трансграничная торговля (170-е место из 189).

Внешнеторговые ограничения мешают несырьевому росту. Поэтому один из необходимых шагов сейчас — это реформа таможенной системы.

Проблемы на границе

По эффективности налогового администрирования Россия входит в число лучших 50 стран мира, в том числе обгоняет США. А по качеству таможенного администрирования мы пока находимся на уровне самых проблемных стран третьего мира. Слияние двух ведомств, которое обсуждается, вовсе не механический элемент очередного перекраивания административной структуры. По сути, предлагается перевести администрирование таможенных сборов из таможенной службы (ведомства с наихудшими практиками) в налоговую службу (ведомство, где сложилось немало лучших практик). Это создает перспективу серьезного улучшения таможенного администрирования.

Эффективная таможня — одно из важных условий наращивания несырьевого экспорта. Недавнее исследование Российской экономической школы показало, что российские предприятия-экспортеры в обрабатывающей промышленности, как правило, отличаются и повышенной долей импорта в структуре своих закупок. Чтобы быть успешным экспортером, нужно использовать для производства наилучшие материалы и комплектующие. Если они недоступны на внутреннем рынке, необходимо их импортировать. Таможенные барьеры ухудшают возможности для бесперебойного импорта. Согласно исследованию ОЭСР, по доле импорта в стоимости экспортируемых товаров (так называемый participation index backward) Россия проигрывает большинству развитых и развивающихся стран. У нас этот показатель оказался самым низким по выборке из 40 стран — всего 7% при среднем уровне свыше 20%. Это свидетельствует в целом о недостаточной конкурентоспособности российской продукции обрабатывающей промышленности на внешних рынках.

Характерный пример отраслей, чувствительных к таможенным барьерам, — химическая промышленность и фармацевтика. Часто это технологический процесс, для которого нужны сотни компонентов и отсутствие хотя бы одного из них способно парализовать все производство. В современной экономике производить все химические компоненты в рамках одного вертикально интегрированного производства, как правило, невозможно. Китай, например, является крупным импортером химических веществ для производственных нужд из Европы, особенно из Германии. Китайские промышленные потребители боятся возить многие химические компоненты морским путем. И хотя это дешевле, предсказуемость сроков поставки, которую морские перевозки не гарантируют, гораздо важнее. Некоторые партии не настолько малы и дороги, чтобы их везти самолетами (к тому же иногда это затруднено по соображениям безопасности). Железная дорога через Россию оказывается привлекательным маршрутом, если она способна гарантировать доставку точно в срок.

Тут и начинаются специфические проблемы. Главная проблема для отраслей, импортирующих материалы и комплектующие, не столько уровень таможенных пошлин, сколько качество таможенного администрирования. Наша таможня — это фактор неопределенности для такого рода потребителей. Даже беглый анализ таможенных процедур показывает, что они изобилуют избыточными обременениями и рисками сбоя поставок.

Например, таможенные органы вправе не выпускать импортируемый товар с таможенного склада, до тех пор пока импортер не сумеет обосновать правильность расчета таможенной пошлины. Но такие обоснования могут длиться месяцами и сопровождаться непредсказуемыми задержками и разногласиями с таможней. В переводе на язык налоговой практики это то же самое, как если бы налоговая служба запрещала отгрузку продукции потребителям, до тех пор пока не будет доказана обоснованность начисления НДС на нее. Если бы так действовали налоговики, это попросту парализовало бы производство по всей стране. Поэтому налоговые процедуры жестко разделяют физическое перемещение товаров и начисление налоговых платежей. Другой пример: импортер, как правило, обязан предоставить финансовые гарантии уплаты таможенных пошлин. В переводе на язык налогового администрирования это означало бы, что промышленное предприятие до отгрузки товара потребителю должно было бы представить налоговой службе банковские гарантии уплаты всех потенциальных налогов.

Очевидны избыточность и экономическая деструктивность подобных таможенных практик. Таможню же в ее нынешнем виде в отличие от налоговых органов подобные «мелочи» не смущают. В таких условиях многие предприятия предпочитают не связываться с импортом компонентов, чувствительных к ритмичности поставок, даже если это ослабляет их международную конкурентоспособность.

Приведенные примеры хорошо иллюстрируют потенциальные улучшения, к которым может привести передача таможни под контроль налоговиков. Ведь даже простое приведение избыточных таможенных процедур в соответствие с лучшими налоговыми практиками позволило бы избавить промышленных импортеров от этих и многих других обременительных барьеров на пути развития трансграничных производственных цепочек, ведущих к росту несырьевого экспорта.

Реформа таможни — это далеко не все, что еще предстоит сделать для активации несырьевых источников экономического роста, но она является одним из важных шагов в правильном направлении.

Напомню, что в Трудовом кодексе, который был принят нами в 2001 году, есть целая глава, посвященная участию работников в управлении организациями. Основные акценты в этой главе сделаны на социальное партнерство и на учет мнения профсоюзного органа в принятии управленческих решений.

Особенно важную роль в трудовых отношениях играет коллективный договор, заключаемый между профсоюзом или полномочными представителями работников и работодателем. Договором может быть установлено, что некоторые решения принимаются только с согласия профсоюзного комитета. При этом важнейший документ - правила внутреннего трудового распорядка организации - должен быть приложением к коллективному договору.

Недавно в законодательстве появилось новое явление - производственные советы. Они создаются с целью обсуждения работниками непосредственно производственных вопросов. Однако пока эта инициатива широкого распространения не получила.

В последнее время определенные политические силы выступают с идеей воссоздания так называемых советов трудовых коллективов, существовавших в годы горбачевской перестройки. Но опыт СТК в основном негативный, они были менее эффективны и менее независимы, чем профсоюзы. Как правило, такие советы либо становились "пятым колесом в телеге", либо очень быстро превращались в карманную директорскую структуру, которую руководитель мог противопоставить профсоюзной организации в том случае, если она настойчиво добивалась соблюдения прав и интересов работников.

Более того, во времена Горбачева представители руководства зачастую возглавляли СТК. Так, например, в конце 80-х годов в Челябинской области директора руководили советами в 70% случаев. В Московской области из 1400 СТК лишь 14 организаций, то есть 1%, возглавляли рядовые работники. В то же время на выборах профсоюзного комитета преобладали голоса трудящихся, а посты председателя профорганизации и директора всегда занимали разные люди. Кроме этого, профкомы - часть профсоюзного движения. В случае конфликта с администрацией профком может апеллировать к своему профсоюзу. СТК же имел единственное начальство - собственного директора, который, кстати, и не рассматривался в рамках концепции единого трудового коллектива как оппонент.

Предложение воссоздать горбачевские советы трудовых коллективов сейчас - это фактически попытка расколоть рабочее движение, противопоставить профсоюзам, реальным представителям интересов работников, некие новые структуры, подчиненные конкретной политической партии.

Вместо этого нам представляется более целесообразным решить вопрос об обязательном участии представителей работников (в первую очередь членов профкомов или выборных представителей там, где нет профсоюзов) в коллегиальных органах управления организациями (советах директоров, попечительских, наблюдательных советах, правлениях и т.п.) с правом совещательного голоса. Работники получили бы больший объем информации о том, что происходит в их организации, дополнительную возможность высказывать и отстаивать свою позицию перед собственником и руководством. Это было бы новым серьезным шагом по вовлечению трудящихся в процесс управления предприятиями и по укреплению экономической демократии.

На последнем Совете по науке и образованию при президенте РФ впервые названы вопиющие цифры: всего 10 процентов научных организаций выдают около 80 процентов научных результатов. И тут же зазвучали голоса: от балласта надо избавляться. Оппоненты возражают: нашу науку довели до "ручки", так как 20 лет держат на голодном пайке. Если сейчас отрезать якобы балласт, то мы вообще лишимся науки. Останутся всего несколько научных островков.

Алексей Хохлов: С такой точкой зрения я категорически не согласен. Да, в науку вкладывается недостаточно средств. Однако довела ее до "ручки" не нехватка денег, а уравнительная система финансирования, когда их раздают по принципу "всем сестрам по серьгам". А те успешные научные островки, о которых вы говорите, даже при недофинансировании смогли сорганизоваться, выигрывать по конкурсу гранты и работать на высоком уровне. Кто опустил руки и ждет, как манны небесной, что кто-то им что-то даст, по моему мнению, не нужны для российской науки. Давайте обратим внимание на островки эффективности, которые живут и работают не в системе уравниловки, а участвуют в различных конкурсах и выигрывают гранты. Сегодня гранты основных научных фондов, РФФИ, РНФ и РГНФ составляют 25 процентов от расходов бюджета на фундаментальную науку. Остальные 75 процентов идут на выплаты базовых зарплат научным сотрудникам. По сути, это означает, что значительная часть тех, кто называет себя учеными, вообще не участвуют в конкурсах и практически довольствуются только базовой зарплатой. Для науки они ничего не дают, в вузах не преподают, часто имеют доход "на стороне". Если называть вещи своими именами, то они просто проедают выделенные на них государством деньги. Об этом говорил президент страны на последнем Совете по науке и образованию, подчеркивая, что нельзя поддерживать неэффективные научные организации.

По мнению многих ученых, тем, кто попал в сложную ситуацию, надо помогать из нее выбираться. Только это позволит нам вернуть утраченные позиции мировой научной державы, которая единственная в мире соревновалась с США.

Алексей Хохлов: Разговоры про "широкий фронт развития науки" на самом деле попытка увести от сути вопроса. И декорировать "уравниловку". У нас законсервировалась структура, которая сложилась в науке в 50-60-е годы прошлого века. Это, прежде всего, жесткое распределение сотрудников по ставкам. Как правило, молодой человек, придя в лабораторию, работал здесь до пенсии, передвигаясь с одной ставки на другую. Причем однажды открытая лаборатория становилась практически "вечной", чтобы ее закрыть, нужны поистине героические усилия директора института.

Но сегодня наука кардинально изменилась. Постоянно появляются новые направления исследований, на которые надо быстро реагировать, оперативно перераспределяя силы и деньги. Уравнительная система на подобное не способна. Иное дело конкурсы. Этот механизм гораздо более гибкий, он позволяет отслеживать новшества и быстро следовать за ними. Мировой опыт показывает, что при такой системе просто невозможно вопиющее соотношение 20:80, о котором мы говорили. Распределение опубликованных статей между лабораториями и отдельными учеными, основанное на конкурсном финансировании, намного равномерней. То есть все работают эффективно, нет балласта, который проедает деньги.

Кажется, уже с этого года стартует система оценки результативности научных организаций. В итоге выявятся сильные, "середняки" и слабые, к которым и применят суровые санкции. Сейчас главный вопрос: как их провести наиболее оптимально?

Алексей Хохлов: Думаю, что сокращения в той или иной степени могут коснуться многих организаций, а не только оказавшихся в аутсайдерах. Ведь по указу президента РФ к 2018 году надо довести среднюю зарплату ученых до 200 процентов по региону. Например, в этом году она в Москве должна составлять 93 тысячи рублей. Учитывая нынешнюю ситуацию в экономике, придется идти на сокращения. Но я очень опасаюсь не самих сокращений, а большой вероятности, что такая "операция" будет проведена формально. Нанесет науке серьезный удар.

Что имеется в виду?

Алексей Хохлов: Оценивая работу институтов в целом, мы получаем "среднюю температуру по больнице", поэтому трудно понять, какова картина на самом деле. Опыт показывает, что практически в любом сильном институте есть слабые лаборатории, и, наоборот, даже в слабом институте найдутся сильные коллективы. Что делает директор, получив сверху команду - сокращайте? Он "срезает" всех одинаково. Привычная уравниловка в действии. Чтобы этого избежать, надо оценивать не институты, а спуститься на уровень лабораторий и отдельных ученых. И только увидев их вклад в науку, надо принимать дальнейшие административные решения. На мой взгляд, нужно оставить в полном объеме, а может даже увеличить финансирование лучших, а неэффективных сокращать.

Если ориентироваться на то, что значительная часть научных сотрудников, зря, по вашему мнению, получает зарплату, то науку ждут серьезные потрясения...

Алексей Хохлов: Никто не говорит, что надо рубить с плеча. Следует действовать, не поспешая. Например, если каждый год сокращать на 5 процентов долю базового финансирования, то это, уверен, пройдет практически безболезненно. Ведь есть фактические мертвые души, которые ничего не производят, а держат трудовые книжки в институтах, работают где-то еще. С другой стороны, это увеличит на 20 процентов финансирование конкурсов, что должно существенно оздоровить ситуацию.

Мировой опыт однозначно говорит, что выгоднее всего проводить реформы в хорошие времена. На начальном этапе реформы часто требуют дополнительных расходов (инвестиций) - ясно, что в период быстрого роста на это легче найти средства. Да и выгоды реформ часто проявляются не сразу, а в первые же годы могут оборачиваться потерями, которые можно компенсировать, если в казне есть деньги. Так что при хорошей конъюнктуре реформы не встречают сопротивления и быстрее достигают результатов.

Несмотря на это, фактически реформы почти всегда проводятся как раз в плохие времена. То есть кризис выступает как источник "созидательного разрушения" - он заставляет правительства отказаться от привычных, но отживших свое порядков и, преодолевая сопротивление и инерцию, проводить назревшие изменения. Такие примеры мы видели в ходе мирового финансового кризиса 2008-2009 годов. Страны же, которые, как Греция, не провели реформы сразу, все равно вынуждены пройти через них сейчас. Но идут они гораздо более мучительно.

Реформы часто проводятся и сразу после кризиса, когда и правительство, и все общество сознают, что такое больше не должно повториться. У нас так было после крайне болезненного кризиса 1998 года, когда в начале 2000-х преобразования широким фронтом проводились практически по всем направлениям. В таких случаях говорят, что открывается "окно возможностей".

Так нужны ли реформы России сейчас? Безусловно, нужны, причем нужны даже вдвойне, поскольку у нас два вида экономических проблем. Во-первых, нам нужно достаточно оперативно реагировать на более чем двукратное падение цен на нефть, которое ставит сложные задачи прежде всего в части бюджетной политики. Во-вторых, никуда не исчезли хронические трудности, которые проявились в замедлении роста ВВП еще до падения сырьевых цен и введения санкций.

Мы видим, что срочные реформы, которые стали необходимы в результате снижения цен на нефть, проводятся, правительство принимает необходимые, трудные и непопулярные решения. Здесь еще предстоит много работы, но видно, что ситуация быстро движется в нужном направлении.

Что же касается так называемых структурных реформ, которые нужны для решения долгосрочных проблем, то пока все признают их необходимость, но не видно каких-то конкретных действий даже по их подготовке. Хотя ключевые проблемы, требующие решения, хорошо известны. Правительство в своих документах само поставило правильный диагноз: одна из ключевых причин наших проблем - избыточное присутствие государства в экономике при низкой эффективности его участия в ней. Нам нужно сокращать долю государства, реформировать естественные монополии, облегчать доступность рынков госзакупок и реализации госинвестиций, повышать эффективность государственных инвестиций и в целом госрасходов. Какие-то шаги в этом направлении делаются, но пока они похожи на микстуру от кашля для тяжелобольного.

Чем можно объяснить такую ситуацию? Более внимательный анализ показывает, что кризис не всегда дает начало реформам. Например, в 2009 году мы реагировали на кризис не реформами, а реализацией масштабной, одной из самых больших в мире антикризисной программы. Но жизнь показала, что хотя сам кризис мы прошли не так болезненно, как потрясения 1998 года, но зато после них экономика стала быстро расти, а после 2009 года рост постепенно замедлялся.

Значит, реформы могут проводиться, когда правительство не может рассчитывать "откупиться" от проблем. Кроме того, проведение серьезных структурных реформ во всем мире становится проблематичным накануне выборов, поскольку большинство необходимых реформ непопулярны, как непопулярно любое серьезное лечение.

Поэтому, скорее всего, за ближайшие пару лет правительству удастся приспособить бюджет к новому уровню нефтяных цен - порядка 50 долларов за баррель, но после преодоления последствий кризиса мы рискуем перейти в состояние, близкое к стагнации.

Ожидаемый рост ВВП я бы оценил примерно в 1,5 процента в год, что вдвое ниже темпов роста мировой экономики (составляющие 3-3,5 процента). К тому же будет практически исчерпан до дна Резервный фонд, то есть мы останемся без подушки безопасности перед лицом по-прежнему непредсказуемой и переменчивой внешней конъюнктуры. Иными словами, наша экономика будет все больше отставать от мировых лидеров и находиться под дамокловым мечом все более тяжелых финансовых кризисов.

Только структурные реформы способны ускорить рост ВВП России до среднемирового уровня. Об этом свидетельствует и международный опыт, и исследования Организации экономического сотрудничества и развития и Международного валютного фонда. Они показывают, что наибольший эффект могут дать комплексные реформы, обеспечивающие устранение избыточного регулирования экономики, повышение гибкости рынка труда, совершенствование налоговой системы и модернизацию пенсионной системы.

В этом случае за пять лет объем производства в России мог бы увеличиться на 7 процентов, за 10 лет - на 13 процентов. Провести такие реформы нелегко, но при всех трудностях нам нужно руководствоваться всем известным принципом: "глаза боятся, а руки делают".