Новости и события в культурной жизни

Подписание акта о передаче в дар картины Аугусто Феррера-Далмау Министерству обороны России - событие историческое и почетное, прежде всего, для самого художника. Несмотря на его известность и востребованность по всему миру, к истории России у него отношение особое. И хотя к нему давно выстроилась очередь из музеев разных стран и желающих заказать и купить его работы, русского солдата он называет «самым страдавшим в мировой истории».

«Я прочел очень много книг по русской истории. Тема русского солдата всегда меня волновала и вызывала особое восхищение - мужество русских солдат, их готовность к самопожертвованию и способность претерпевать тяготы и лишения», - делится Аугусто Феррер-Далмау.

К 100-летию Революции 1917 года в России оригинал работы «Прощание», посвященной Гражданской войне, был представлен художником в посольстве России в Мадриде. Но Аугусто давно хотел увидеть русского солдата в деле. В октябре 2018 года по приглашению министра обороны Российской Федерации художник-баталист Аугусто Феррер-Далмау выехал в Сирийскую Арабскую Республику. Там он начал собирать материал для своих будущих работ на эту тему. Спустя полгода картина «Алеппо. Помощь пришла» готова. В своей мастерской в Испании Аугусто работает по 18 часов.

«Я был в Афганистане, в Ливане. И все, что я наблюдаю - это всегда драма. Страдающее население, народ - это герои моих работ. Они и те, кто пытаются их спасти», - говорит художник.

Известный испанский писатель Артуро Перес-Реверте это событие пропустить не мог. Он восхищается не только творчеством своего земляка, но и подвигом, о котором знает не понаслышке. Более 20 лет Перес-Реверте работал военным корреспондентом и освещал военные конфликты на Кипре, в Ливии, в Югославии.

«Я пишу романы на историческую тему. Мой друг Аугусто - художник-баталист. То, о чем я пишу, он изображает в живописи. У нас очень близкие темы и жанры. Ведь главный наш интерес связан не просто с военной историей - это всегда история страны, ее народа. На первый план перед читателем или зрителем мы помещаем историю человека», - объясняет писатель, журналист Артуро Перес-Реверте.

В конце торжественной церемонии Аугусто Феррер-Далмау получил награду от Министерства обороны России - медаль «За укрепление боевого содружества».

Ирина Разумовская©

Перми 296 лет. Официальная дата основания - 4 мая 1723 года. Последние 8 лет культурной истории города ассоциируются с Теодором Курентзисом. При нем Дягилевский фестиваль стал громким международным событием.

«Искусство - это лечебное. Мы должны излечиться от негативного. Мы выходим очищенными и обновлёнными. Это то, что мы пытаемся делать», - объясняет Теодор Курентзис.

11 дней фестиваля, десятки событий. Причём не только музыкальных. Главное слово для Дягилевского фестиваля - коммуникация. Артисты и художники из многих стран. Разные виды искусства - музыка, живопись, театр, перформанс. Всё находится в активном взаимодействии не только ради самого процесса. Сверхзадача - создать модель искусства будущего.

Михаил Алшибая - доктор медицинских наук. Руководит отделением коронарной хирургии в центре Бакулева. Каждый день делает операции на сердце. А ещё он страстный собиратель искусства. Говорит, у медицины и живописи много общего.

«Мой дед был врачом, окончил Императорский Казанский университет, медицинский факультет. И его книжки, атласы с картинками сыграли свою роль», - признается Михаил Алшибая.

Михаила Алшибая интересует второй авангард. У него несколько тысяч работ художников-нонконформистов. Но коллекционер считает, самое ценное - это собрание историй.

«Эту картину мне продали как мальчика с гитарой. А оказалось это автопортрет художника, художницы. Ее звали Гаяна Каждан. Это была очаровательная девушка, вокруг которой собирались все герои тогдашней, как говорят, тусовки», - показывает Михаил Алшибая.

Еще одна точка на карте фестиваля - органный зал краевой филармонии. Концерт золотого медалиста конкурса Вана Клиберна - Вадима Холоденко. Меломаны говорят: Холоденко - это мужская игра. Минимум интерпретации. Главное - максимально раскрыть замысел композитора.

«Хорошо, что нет единого эталона. Естественно, идет борьба. Это эталонная запись одного пианиста, эталонная запись другого пианиста, исполнение историческое такое или другое. Но музыка всегда живая. И я пытаюсь максимально ясно передать авторский текст», - объясняет Вадим Холоденко.

Критики строят такую логическую цепочку. На Дягилевском фестивале есть и строгая классика, и радикальные эксперименты. Такое напряжение между разными полюсами создаёт магнетизм, который притягивает.©

Ларс Андерс Томтер - знаменитый норвежский альтист, в России бывает крайне редко. В Москву приехал специально, чтобы выступить на фестивале «Виварте». Говорит, вдохновляет играть в окружении полотен великих художников.

«Я бы отметил ещё акустику и своих коллег по этой сцене в зале Михаила Врубеля. Превосходный опыт - быть здесь. Для меня каждое произведение, которое играю, имеет невероятно важное значение. Мы играем «Донаньи» - одну из жемчужин репертуаров для струнного трио, виртуозное и сложное произведение, которое всегда испытание для музыкантов», - рассказывает Ларс Андерс Томтер.

В программе так же сочинения Моцарта, Эдварда Грига и малоизвестная даже на его родине в Норвегии соната Арнльота Хельдоса.

«Это самые произведения, даже которые части звучат, они звучат в другом совершенно виде, потому что в этом составе - вот каждый человек со своей харизмой, со своим видением этого. Мы всё подгоняем вместе, но каждый привносит что-то своё. Поэтому в таком составе эти произведения никогда не звучали», - поделился художественный руководитель фестиваля, заслуженный артист России Борис Андрианов.

Вокруг сцены - работы Врубеля. Врубель и Мунк - художники одного поколения. Их связывало трагическое мироощущение и непонятный их современникам живописный язык.

«И Врубеля и Мунка называют и символистом, и в то же время началом экспрессионизма. И как никогда, сейчас, мне кажется, это особенно воедино всё слилось. И это очень совпадает с идеей самого фестиваля», - отмечает президент фестиваля Ивета Манашерова.

Всё время у сцены ещё и картина Левитана «Лунная ночь. Большая дорога». Каждый концерт сопровождается показом картины русского художника.

«В эти дни, а фестиваль продлится до 2 июня, каждый вечер будет идти рассказ о каком-то из полотен русских художников, которые, как нам кажется, созвучны живописи Эдварда Мунка», - заявила генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.

«В этой работе соединяются 2 важных темы для Левитана 90-х годов: тема лунного света и тема дороги. И в творчестве Мунка эта тема лунного света, поэзии северных ночей присутствует с самых ранних годов его творчества», - говорит заместитель генерального директора Третьяковской галереи Татьяна Карпова.

За 1,5 месяца выставку работ Мунка в Третьяковской галерее увидели свыше 80 тысяч человек. А этот синтез искусств, который представляет фестиваль, призван помочь ещё глубже понять творчество художников и придать новые оттенки звучанию музыкальных произведений.©

Это типографика китайского мастера Сю Ли, рядом - уникальный проект российской художницы Ольги Коваленко – это вышитая каллиграфия. А вот итальянец Массимо Пеше использует в своей работе литеры столетней давности. Типографика этого года размышляет, как традиционные технологии будут развиваться в будущем.

Как развивается общение со шрифтом и его использование - наглядно видно на этой стене. Здесь соседствуют работы классика дизайна швейцарца Никласа Трокслера, его плакаты находятся в крупнейших собраниях Европы, и японца Икки Кобаяши.

«Несмотря на то, что первые плакаты Трокслера относятся к 60-м годам, он до сих пор свеж, ярок. Он выходит за пределы, он работает с этой плоскостью. Он ее может сделать многослойной, рельефной. Это мастерство композиции. Рядом – открытие Типомании – японец Икки Кобаяши. Ему 20 лет, он никогда не покидал Японию, и посещение Типомании в следующее воскресенье будет его первой заграничной поездкой», - рассказывает Александр Васин, руководитель фестиваля Типомания.

9 шрифтовых картин – будто исповеди на картонках, пришпиленных к груди. Сергей Пахомов, Пахом, вдохновлялся народными плакатами, самодельными табличками, уличными объявлениями. А вот свой стрит-арт проект представляют «Демоны печати». На старом прессе деревянным наборным шрифтом середины ХХ века винтажной краской можно сделать собственный плакат. Иногда демоны печати «художественно хулиганят». Напечатанные плакаты развешивают на улицах. Была, например, акция «К чему приводят цветы» - плакаты клеили у роддомов.

«Я очень дорожу «Высоким напряжением опасно для жизни». Потому что на улице, когда на улице их вешаю – я еще разрезаю в виде молнии - получается два куска, получаются слова молнии все вместе – я этот плакат очень люблю», - делится Сергей Бесов, руководитель компании «Демоны печати».

Голландцы, типограф Йоб Ваутерс и художник Хайс Фрилинг, совмещают живопись с каллиграфией. Йоб Ваутерс увлекался и формами буквы, и граффити, сейчас работает для театра, архитектуры, моды. Недавно получил заказ от правительства Нидерландов на настенную живопись в здании омбудсменов.

«Это такое место, куда гражданин может прийти с претензией к властям. На стенах высотой в шесть этажей я в поэтической манере изображу то, что там происходит», - отмечает Йоб Ваутерс, типограф, графический дизайнер.

Хайс Фрилинг работает на стыке жанров – архитектура, промдизайн, монументальная живопись. Использует особую технику, которая дает матовость, также работал Энди Уорхол, рисуя свои первые банки. Настенная живопись – то, что интересует его сегодня.

«Такая живопись может жить два-три месяца, потом изображение выбеляют. Я рассматриваю это как перформанс, а не как продукт, который останется на века», - говорит художник Хайс Фрилинг.

Программирование, веб-сайты, вариативные шрифты – об этом на Типомании много говорят.

«Те буквы, которые вы видите за мной и на мне, – это вариантивный шрифт, который на майке и на баннере не двигается, но, если вы откроете его вы на компьютере, можете изменить формы каждой буквы – и в печать отправить любое ее состояние этой буквы», - добавляет Александр Васин.

Прикоснуться к вариативным шрифтам можно прямо на сайте фестиваля - и почувствовать себя немного модным типографом.

Юлия Струкова©

Чтение в саду и домашние концерты ‒ зарисовки из жизни в «Нескучном», родовом имении скульптора Евгения Лансере, отца Зинаиды Серебряковой. Там, в Курской губернии, она выросла, полюбила, стала художницей и родила детей, которые так часто смотрят с ее полотен. Эти работы уникальны еще и тем, что дважды пережили страшные годы в истории России. Первый раз ‒ во время Революции 1917-го ‒ усадьба «Нескучное» была разорена.

«Второй раз ‒ это еще большее испытание ‒ это 1941-1945-й год, блокада Ленинграда, когда температура воздуха в комнатах была не больше шести градусов. Вы представляете, как вообще можно сохранить акварель и вообще не разменять ни одну работу на буханку хлеба, то есть в обмен на жизнь. А в семье было пять человек, и никто не умер. И эти работы спасены», ‒ рассказала куратор выставки Ирина Иванченко.

Семейная коллекция кланов Лансере, Зеленковых, Бенуа ‒ это не только работы Серебряковой. Но и тех, кто тоже рос и бывал в «Нескучном», и кто еще опишет это место в своих воспоминаниях как «земной рай». Графика сестры Серебряковой Екатерины, этюды ее брата Евгения и ранние работы ее племянника Дмитрия Зеленкова. Его называли «магом и волшебником» Мариинки, он был там сценографом в 30-е годы, в войну был ранен. Судьба, отражающая XX век, который начинался с музыки и живописи в усадьбах типа «Нескучное».©

Яркая манифестация новых принципов архитектуры ‒ горизонтальности, асимметрии, прозрачности…. Московский Дворец пионеров на Воробьевых горах – пионер советского модернизма. Лаконичное здание – полная противоположность сталинской неоклассики. По завету Никиты Хрущева.

«Архитекторы больше не могли использовать в своих постройках большое количество украшений. На первое место выходит структура здания. Это первый на самом деле объект, когда был применен средовой подход в архитектуре», ‒ рассказала куратор выставки Полина Стрельцова.

Все началось в декабре 1954 года, когда Хрущев выступил с заявлением о том, что вся архитектура последних 20 лет ‒ это преступная растрата средств и неоправданные излишества. К концу сталинской эпохи больше половины жителей Москвы обитали в коммуналках и бараках. Жилищный кризис могла разрешить типовая застройка, четко отвечающая функции. Архитекторы недоумевали: как можно собирать здания, словно конструктор?! Руководство на это замечало: поэты обходятся 33 буквами для создания своих произведений, и проектировать нужно по такому же принципу. Зодчие оказались даже экономнее литераторов, некоторые жилые здания строились всего из двух дюжин элементов.

«Принцип экономии был определяющим. Квартиры были очень маленькие. Мебель была встроена, то есть все для того, чтобы сэкономить место», ‒ объяснила куратор выставки Ксения Кокорина.

Советский модернизм называют последней архитектурной утопией. В поисках нового художественного языка, зодчие возвращались к экспериментам авангардистов 20-х годов. В то время проекты не могли быть реализованы так, как задуманы, просто из-за отсутствия необходимых материалов: бетона и цемента, стали и чугуна. Лишь через 30 лет архитекторы смогли в полной мере использовать идеи своих предшественников, создав Останкинскую телебашню, здания ТАСС, МХАТа имени Горького.

«У советских архитекторов при всех идеологических особенностях, особенностях распределения заказа через крупные государственные строительные организации, при все при этом существовала определенная свобода творчества, которой не было у их западных коллег. Это парадокс. Потому что диктат денег, на самом деле, страшнее диктата идеологии», ‒ отметила директор Государственного музея архитектуры имени Щусева Елизавета Лихачева.

Советский модернизм, узнаваемый и ностальгический и в то же время незнакомый для многих… Один из самых необычных архитектурных стилей сегодня мало изучен и признан. Яркие здания приходят в упадок, радикально перестраиваются или сносятся. Как отмечают сами архитекторы: «Советский модернизм ‒ предмет, не только не ставший национальным достоянием, но и рискующий им вовсе не стать».

Алия Шарифуллина©