  - Грандмастер
- Репутация: 2984
- Статус: Я НЕ МАСТЕР ОПИСЫВАТЬ... ©
-
  Женат
|
Все смешалось в номере некоего лос-анджелесского отеля, в котором заперт рок-музыкант Пинк — пространство и время, реальность и кошмар. Каждый кирпич в «Стене» — его чувства, мысли, воспоминания.
Действие фильма основано на двойном альбоме группы «Pink Floyd» — «The Wall», 23 раза получавшем статус платинового и распроданном по всему миру общим тиражом 11,7 миллионов экземпляров.
Там, за стеной...
скрытый текст
В апреле 1976 года совладелец крупной компании «Нортон/Уорбург» Эндрю Оскар Уорбург (в историю вошел как ушлый и коварный тип) стал секретарем, агентом и маклером британского музыкального предприятия под звучным именем Pink Floyd. Его вступление в должность совпало с началом тотального кризиса всемирно известной группы, и пару пет спустя, Уорбург исчез, прихватив с собой 74 000 фунтов инвестированных. Ситуация и без того драматическая усугубилась вероятным банкротством предприятия, и вскоре на помощь ошарашенным звездам шоу-бизнеса поспешили их звукозаписывающие компании. Баш на баш, — предложили американская Columbia и британская ЕМI, — они обязуются выплатить группе 4,5 млн. фунтов компенсации в случае, если музыканты сделают невозможное: вдохнут жизнь в полусгнивший труп и «вылепят» не позднее ноября 1979 года новый альбом Pink Floyd.
Собравшись в своем лондонском офисе, Роджер Уотерс, Дэвид Гилмор, Ричард Райт и Ник Мэйсон после долгой дискуссии постановили на возобновлении постылой совместной деятельности. Уотерс утешил нелюбимых коллег сообщением о том, что лично он уже написал все песни, так что если остальные не возражают, из них можно было бы без особого труда составить будущую пластинку. «Слушать их было нельзя», — вспоминал Гилмор о своей реакции на черновые наброски Роджера, того же мнения были и остальные. Но, не имея взамен практически ничего, скептически настроенная троица заперлась в студии Britannia Row и принялась разбирать пожертвования своего плодовитого коллеги. Первый из черновых песенных циклов — в нем шла речь о сомнительном путешествии автостопом и об ужасах семейной жизни с первой женой Роджера, Джуди Трим, — они отвергли сразу же. Второй цикл был, в принципе, о том же, однако тема отчуждения и изоляции от бренного мира за символической стеной казалась более универсальной. Нам, татарам, все равно, — решил «худсовет», — Стена, так Стена.
Идея Стены пришла в голову Уотерсу сразу после того, как в Монреале он воплотил в жизнь строчку из собственной песни «Dogs»: «Кого научили не плеваться в фэна?» Оплеванный паренек из первого ряда ушел вытирать лицо, а Роджер, потрясенный собственной выходкой, позже в гостиничном номере задумался о том, как же докатился до такой жизни он сам, и как случилось, что между публикой и группой со временем выросла стена отчуждения и непонимания. «И вот я подумал: чтобы разрушить эту стену в сознании, неплохо бы ее выстроить на самом деле»…
В течение года Роджер продумывал сюжет, принимая во внимание свои личные юношеские воспоминания и описывая зрелый период жизни как нечто весьма невротическое. Потеря отца на войне и недавний развод с женой – вот ещё две темы, которые он никак не мог обойти. Разрозненные мысли собирались в разрозненные песни, но друг с другом эти песни не клеились, а нужна была чёткая концепция.
Споры о концепции велись между Уотерсом и Гилмором. Обе стороны, будучи принципиально непримиримыми, решили в итоге нанять арбитра в лице канадца Боба Эзрина, чтобы тот решал все спорные вопросы.
В ноябре 1978 года Эзрин присоединился к воюющим музыкантам в Britannia Row, чтобы «стать их Генри Киссинджером», а заодно избавить черновики от монотонной английской назидательности.
«Заокеанский ум» Боба снабдил сюжет голливудской динамикой и хэппи-эндом (Карфаген должен быть разрушен!), а также настоял на определенной доле попсы в альбоме. В конце концов, заявил Эзрин, им нужна не просто новая пластинка Pink Floyd, а чертовски хорошая новая пластинка Pink Floyd. И пусть ее покупают тинейджеры: прибыль будет больше. Гилмор, которому такой подход к делу безусловно импонировал, не без злорадства вспоминал, как выходили из-под Уотерса мега-хиты типа «Еще одного кирпича в стене (часть 2)». Когда б вы знали, под каким давленьем росла Стена…
По словам Эзрина, конфликт между Уотерсом и Гилмором «перешел в открытую войну», когда в апреле 1979 года группа наконец-то приступила к записи доработанного и разученного материала. Тем не менее просто невероятно, но ключевая идея использовать в записи «Еще одного кирпича в стене (часть 2)» детские голоса пришла одновременно в ОБЕ упрямые головы! Задание добыть в студию детей было поручено звукорежиссеру Нику Гриффитсу, ответственному за «конкретные шумы». Тот поначалу собирался отыскать нескольких ребят с просто очень хорошими голосами, затем решил, что гораздо естественнее будет привести в студию целый школьный класс. Недалеко от Britannia Row находилась школа «Айлингтон Грин», славившаяся успехами в преподавании музыки. Поговорив с одним из преподавателей, Аланом Редшоу, Гриффитc остановил свой выбор на четвертом классе. Запись с детьми заняла всего полчаса, после чего детям были обещаны бесплатные уроки музыки в студии.
Очень скоро менеджер РF Стив О’Рурк, не имея более не малейшего понятия, как скрывать от налоговых служб нелегальные сессии звукозаписи на Britannia Row, склонил своих подопечных к аварийной эмиграции во Францию. Там в местечке Миравель, в тишине и безопасности (на первый взгляд), музыканты продолжили работу в студии Superbear. Но если вы думаете, что все споры на этом прекратились, то вы просто недооцениваете Уотерса и Гилмора. Ник Мэйсон, ближайший друг Роджера и крестный отец одного из его сыновей, во всех стычках неизменно занимал сторону своего товарища. Ему это припомнили. «Была такая песня, «Мама», с которой Ник никак не мог справиться, — рассказывал Гилмор. — Я предложил, чтобы Джефф Поркаро отстучал вместо него. Роджер с самого начала не желал ничего слышать — не потому, что Ник был его другом, а просто потому, что эта идея пришла в голову мне». В итоге, в борьбе за «Маму» лагерь Уотерса — Мэйсона потерпел поражение: за ударные сел Поркаро, а партию акустической гитары исполнил Ли Ритенуар.
В случае же с «Комфортабельным оцепенением» проиграл лагерь Гилмора. Эзрину понадобился симфонический оркестр, чтобы «придать их музыке атмосферу как бы театральную, киношную». Гилмор воспринял сие как пощечину классическому стилю Pink Floyd и уперся. Уотерс, как вы понимаете, выступил за предложение Боба — может, даже не из вредности, а чтобы действительно как-то разнообразить пресловутый «Pink Floyd Sound». Уотерса поддержал друг Мэйсон.
«Больше всего споров было вокруг «Комфортабельного оцепенения», — вспоминал Боб Эзрин. — Дэвид настаивал на простой и сердитой аранжировке: гитара, бас и ударные. Но Роджер был на моей стороне». Следующий комментарий Эзрина звучит как-то уж слишком грустно: «Вообще-то это ведь наше общее детище: Дэвид написал музыку, Роджер — слова, а я — оркестровые партии…»
Исполнение оркестровых партий Боб поручил пианисту и дирижеру Майклу Кэмену, специализирующемуся на создании музыки к кинофильмам. Уотерс рекомендацию одобрил, недовольному Гилмору было все равно. Оказалось, что участие/неучастие в записи оркестра — это еще полбеды. «До последнего шли споры о том, какую из двух записанных версий «Оцепенения» считать лучшей, а также как ее микшировать, — жаловался Гилмор. — В первой версии Ник явно облажался, и я настаивал на второй, но Роджер и слышать ничего не хотел; «Оставим первый дубль», и все тут». Столкновения между Гилмором и Уотерсом достигли такого накала, что Эзрин, в конце концов, нанял студию неподалеку от Superbear и «выслал» Роджера туда.
Ближе к сентябрю, когда музыкантам оставалось всего два месяца на шевеления, они решили устроить себе двухнедельный отпуск, чтобы затем продолжить запись в Лос-Анджелесе. Райт в Америку не приехал. Все его участие в проекте сводилось теперь к каким-то незначительным аккомпанементам — Уотерсу не нужны были долгие клавишные пассажи на новом альбоме. Более того, Уотерс постоянно донимал Рика упреками, справедливо считая его сообщником Гилмора. Теперь же неявку клавишника Роджер расценил как саботаж, направленный против всего коллектива. И выдвинул ультиматум: либо Райт выходит из группы и не получает свою долю с 4,5 млн., либо он, Уотерс, вообще останавливает проект, и денег не видать никому. С тяжелым сердцем Райт прибыл в Лос-Анджелес, однако его присутствие оказалось чисто символическим: откровенно говоря, львиную долю клавишных партий в «Стене» исполнили Питер Вуд, Фред Мэнделл да Боб Эзрин. Причем их процент гонорара был куда меньше, нежели у Райта. (Вот и скажите, где тут справедливость!) Наибольшая же ирония заключается в том, что когда альбом все-таки вышел в продажу, на его конверте состав группы указан не был, а посему имена Райта и Мэйсона (!) отсутствовали (чего не скажешь о Гилморе и Уотерсе, чьи фамилии значились в списке авторов и продюсеров).
Заключительный этап работы, изготовление матрицы, происходил уже впопыхах: группа катастрофически не укладывалась в заданные сроки. Поэтому когда в работе была, наконец, поставлена точка, порядок и состав номеров на пластинках (их оказалось две) не совпадал со списком песен на конверте. Песен оказалось и в самом деле слишком много, поэтому альбом чуть было не стал тройным, а это крайне непопулярный формат (слишком дорого). Жесткое продюсирование привело к тому, что сокращались не только строчки и куплеты — местами вырезались целые песни. Но в итоге это дало потрясающий результат: динамика альбома такова, что 80 минут звучания пролетают абсолютно незаметно, — «The Wall» слушается на едином дыхании и практически… ПРАКТИЧЕСКИ… не имеет слабых мест.
Некоторые шероховатости покрыл, отдельные недостатки восполнил, а кое-какие неясности прояснил одноименный фильм Алана Паркера, снятый по горячим следам альбома. В создании этого гигантского видеоклипа, помимо двух мегалломанов, Паркера и Уотерса, принял участие третий мегаманьяк, мультипликатор Джеральд Скарф. И хотя по окончании работы «лебедь, рак да щука» расстались неудовлетворенные результатом и недовольные друг другом, их кинематографическое детище впечатляет и поныне.
Но вернемся к альбому. Как вы помните, он был обещан в ноябре 1979 года. Что ж, группа Pink Floyd (вам смешно?) выпустила его в последний день месяца. 30 ноября, и он был двойным, о чем ни EMI, ни Columbia даже не мечтали. Более того, материал, записанный на пластинках, по сей день считается едва ли не лучшим за всю карьеру рок-группы. Мистификация, скажете вы, и будете правы. Кто такой этот Пинк Флойд, заявленный на конверте альбома? Уотерс? Гилмор? Райт? Мэйсон? А может быть, Эзрин или Кэмен? За редким исключением, музыка, включенная в новую программу, разбивала наше представление о классическом стиле группы и раздвигала художественные рамки жанра. Рок-опера? Мюзикл? Да просто 40 минут болезненных воспоминаний о причинах и следствиях плюс еще 40 минут описания душевной деградации, и в финале — стремительный выход из тупика. Кто из нас не переживал похожий душевный кризис? Кто из нас не мечтал счастливо преодолеть его?
Со времен ленноновского «Plastic Ono Band» рок-музыка не ведала творения более откровенного и безжалостного к себе любимому. Тем и ценен «The Wall» , что она обращена к ноющей душе своей зеркальной стороной. Приятно поплакаться в нее, но и не менее полезно набраться сил для борьбы с самим собой.
Наше восхищение и благодарность таковы, что сегодня мы уже не задумываемся о мелочах и не желаем знать, кто есть на самом деле этот Пинк, и что есть на самом деле этот «The Wall». Мое мнение? Цельное музыкально-театральное произведение, выдающаяся работа замечательного коллектива. Возможно, их последнее по-настоящему полноценное творение
И если сегодня, спустя 20 лет, мы решим сдвинуть бокалы, дабы отметить этот маленький, но знаменательный юбилей, я все же предложил бы вам тост за человека, без которого «Стена», возможно, никогда не состоялась бы.
Вы, конечно же, догадались, кто он?
Эндрю Оскар Уорбург!
КОММЕНТАРИИ К СЮЖЕТУ
скрытый текст
Паркер начинает свой фильм с долгой панорамы коридора американского отеля, где остановился Пинк Флойд, звезда британской рок-сцены. Прежде чем прозвучит заглавная песня, нам предстоит терпеливо выслушать пролог в исполнении Веры Линн, старинную песенку о печальном мальчугане, которого не поздравил Дед Мороз, а затем — песню Уотерса «Когда тигры прорвались», специально сочиненную для фильма. Как позже станет ясно, солдат, зажигающий керосиновую лампу и протирающий револьвер, — это отец Пинка, готовящийся зимой 1944-го отразить атаку немецких «тигров» под Анцио, Италия.
Сидящему в кресле перед включенным телевизором «комфортабельно оцепеневшему» Пинку мерещатся толпы нетерпеливых тинейджеров, готовых прорвать заслон и вырваться на улицы. Еще немного, и они превратятся в статистов его абсурдного театра. Еще чуть-чуть, и всем станет известно, через какие страдания он прошел с самого рождения.
Все готово к началу представления…
Кажется, здесь мы вошли?
ВО ПЛОТИ?
В момент зачатия тинейджеры прорываются сквозь двойные двери с цепями и устремляются на волю, подобно взбесившимся сперматозоидам. Солдаты «третьей Королевской стрелковой роты» рвутся в атаку и падают замертво. Полицейские, пытающиеся сдержать молодежный бунт, выполняют предохранительные функции (тщетно!). Пинк зачат, и мы слышим его сердцебиение на второй минуте песни, но это сердцебиение еще не родившегося младенца, чье физическое тело еще не развито — отсюда и вопросительный знак в названии. Всем желающим «молодым бойцам», готовым немедленно выйти в свет (читай: родиться), дабы получать от жизни одни радости, виртуальный Пинк-наци зачитывает угрожающе-торжественный инструктаж, изящно предупреждающий о неизбежных горестях и лишениях на жизненном пути. Засим оратор занимает место режиссера-постановщика, заканчивающего последние приготовления к съемке сцены рождения главного героя Истории. Он командует дать свет и запустить звуковые эффекты. После слов: «Мотор!» раздается команда «Drop it!», которую можно отнести к требованию акушера-гинеколога ввести обезболивающее, а по желанию — даже к требованию скорее избавляться от бремени. Другой смысл фразы («Сбрасывайте бомбы!») подается слушателю более конкретно, в виде рева пикирующего бомбардировщика. Уотерс: «Я хотел провести параллель между рок-концертом и войной. Во время таких крупных мероприятий людям, похоже, нравится слишком грубое обращение, чтобы было громко и по-настоящему разрушительно».
Все готово к представлению. Юные фэны в экстазе. Бомбардировщик ревет уже совсем рядом. Бомбы сброшены. Отец Пинка погибает. Пинк рождается. История начинается…
ХРУПКИЙ ЛЁД
Внезапно осиротевший Пинк приходит в грешный жестокий мир, где «море могло быть теплым» для него, а небеса — «голубыми». В английском прилагательное «blue» символизирует одновременно и невинность, и депрессию, при этом мама называет свое чадо «бедняжкой» («baby blue»), неосознанно соболезнуя ему. Вслед за убаюкивающе-скорбным пением матери (Гилмор) вступает резкий голос реальности (Уотерс), сравнивающий жизнь со скольжением по хрупкому льду, падение под который синонимично потере невинности и сумасшествию. Паркер сопровождает песню кадрами растерзанных солдат, стремительно потерявших невинность в ходе «современной жизни».
ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 1)
Вот вам первая песня, представляющая метафору Стены. Здесь Пинк впервые осознает, что у него НЕТ ОТЦА. Не желая ежедневно жить с этой трагедией, он закладывает первый кирпич в будущую защитную стену. Уотерс: «На простейшем уровне, когда случается что-либо плохое, он еще более изолируется, символически добавляя в свою стену по кирпичику».
Паркер дополняет рассказ о юных годах Пинка реальным эпизодом из детства Уотерса, когда тот обнаружил в вещах матери военную форму отца и официальное соболезнование короля Англии Георга VI. Звучит вторая часть песни «Когда тигры прорвались», во время которой юный Пинк наряжается в отцовский мундир, позируя в нем перед зеркалом. Вот так, по мысли создателей фильма, молодежь приходит на смену старшему поколению, перенимая у него все мыслимое и немыслимое, включая войну.
САМЫЕ СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ В ЖИЗНИ
Предваряемая незабываемым шумом вертолета и пронзительными воплями Учителя, эта крайне язвительная песня является хроникой школьных будней Пинка в старой доброй Англии. Из соображений исторической достоверности Алан Паркер в фильме счел нужным заменить вертолет жутким паровозом, перевозящим в скотовозках обезличенные тела детей. По настоянию Уотерса в фильм вошла сцена, во время которой Учитель на уроке отбирает у Пинка исписанный листок и с издевкой зачитывает всему классу стихи маленького «поэта». При этом мы узнаем строки из самой знаменитой песни Pink Floyd, «Money». В следующем эпизоде Учитель показан дома за ужином со своей «толстой психопаткой-женой» (отнюдь не толстой, но в доме у нее воистину широкие полномочия), которая заставляет мужа безропотно проглотить хрящик. Учитель выглядит ни много, ни мало «выпоротым». Пинк отмщен. Уотерс ликует: его страсть к цикличности нашла свое очередное применение в морали: что посеешь, то и пожнешь.
ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 2)
Любопытно, что двойное отрицание в припеве дает в итоге утвердительное требование: «Нам нужно образование» (это для тех, кто считает Уотерса противником института образования вообще). Основная идея песни понятна: учите, но не дрессируйте. Обращает на себя внимание «фоновая» реплика: «Если вы не доели мясо, вам нельзя есть пудинг». Похоже, нас насильно втаптывают в страдания, дабы в конце вознаградить неким «пудингом». Естественно, Пинк не желает никакого школьного «пудинга», и уж наверняка не станет он «есть мясо», чтобы его заработать. А учителя для него — «просто еще один кирпич в стене».
Среди использованных в видеоряде символов фигурирует прежде всего гигантская мясорубка (Уотерс: «Система такова, что индивидуальность не выдерживает, когда вас перекручивают с пяти лет»), превращающая школьников в червеобразные полоски мяса. Другой символ, молотки, не просто проповедуют тему «подчинись, или будь проклят», — они вообще доминируют в контексте данного произведения, в чем мы еще убедимся.
МАМА
Вслед за одинокими гудками в телефонной трубке — Пинк тщетно пытается дозвониться из Лос-Анджелеса до жены — вступает песня, о которой Уотерс говорил, что она не является нападками на его собственную мать (учительницу (!), члена компартии (!!) и участницу движения за ядерное разоружение (!!!)). Нет, речь здесь идет скорее об обобщенном образе чересчур заботливых мамаш, стремящихся удержать свое чадо под крылышком как можно дольше. Уже по первым репликам матери (ее роль исправно исполняет Гилмор) мы можем судить, насколько чрезмерно она опекает свое «бедное дитя». Она готова помочь ему и в воздвижении защитной стены, становясь при этом «еще одним кирпичом» для сына. Во время гитарного соло мельком показана свадьба главного героя (обратите внимание на сильный дождь — в Англии это считается плохой приметой для молодоженов), а затем мы видим фрагмент из «семейной жизни» Пинка: только что приняв сильнодействующий наркотик, он абсолютно не реагирует на присутствие жены. В данном случае сходство актера Боба Гелдофа с печально известным Сидом Барретом, создателем Pink Floyd, углубляет экранный образ.
Во время развития песни мы становимся свидетелями полного краха супружеской жизни «мистера и миссис Флойд». Муж отбывает на гастроли в Штаты, в то время как его жена знакомится с лидером движения за ядерное разоружение (?!) и вступает с ним в интимную связь.
Финальная строчка звучит безжалостно-обвинительно. Создавая свою стену. Пннк не думал, что она будет такой высокой, но именно мама позаботилась о том, чтобы ее сын стал заложником собственных сомнений и страхов.
ПРОЩАЙ, ГОЛУБОЕ НЕБО
Алан Паркер предпочел поместить эту красивейшую балладу сразу после второй части «тигров», дабы не нарушать концепцию детства Пинка. В контексте же альбома песня звучит как окончательное расставание с детством, поэтому оправдана ее позиция именно здесь. Строчка «Пожарища давным-давно погасли, но боль осталась» суммирует тему разочарования и горечи, связанную с бессмысленной потерей отца. Схожие настроения передают в фильме превосходные анимационные кадры жертвенной крови, стекающей вниз по кресту прямо в водосточную канаву. Уотерс пояснял, что в этом месте альбома Пинк «уходит из дома, чтобы отныне поступать по-своему». Иначе говоря, Пинк прощается с голубой невинностью детства и, освободившись от материнской опеки, шагает в грешный мир.
ЧТО ЖЕ НАМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?
При составлении альбома эту песню вырезали за недостатком места на виниле, и впервые она прозвучала в фильме два с половиной года спустя. Констатирующая наше приветствие собственного морального разложения, она наглядно демонстрирует, как чрезмерное мещанство способно заключить нас в добровольно воздвигаемые стены. Великолепная мультипликация Скарфа едва ли нуждается в комментариях. Финальные строки звучат приговором: вместо того, чтобы искать выход из тупика, мы порой сидим уничтоженные, не замечая окружающих и думая исключительно о своих несчастьях, прислонившись спиной к стене (совсем как Пинк, узнавший об измене жены).
ПУСТЫЕ МЕСТА
Этот коротенький, почти инструментальный пассаж изначально полагалось включить в альбом после песни «Не покидай меня», но после изъятия «Что же нам теперь делать?» ею заткнули образовавшуюся дыру.
Пинку осталось заполнить всего каких-то несколько пробелов в стене, где со своей супругой они «прежде находили общий язык». Здесь схвачен момент, в который Пинк теряет контакт с реальностью и здравым смыслом. Если следовать «секретному посланию», записанному в альбоме задом наперед, Старый Пинк коротает свои дни в психушке, а в это время Новый Пинк перерождается в фашиста. Старый Пинк присылает сообщение из будущего, которое Новому Пинку еще не ведомо. В случае если Новому Пинку удастся побороть в себе диктаторские замашки, Старый Пинк избежит плачевной участи оказаться в доме скорби. Каролина, также упоминаемая в «обратном послании», — это вторая жена Роджера Уотерса (в отличие от жены Пинка, она у телефона). Уотерс часто говорил, что если бы не Каролина, он сошел бы с ума, как Пинк.
МОЛОДАЯ ПОХОТЬ
Чтобы «расквитаться» с неверной супругой, Пинк приводит в гостиничный номер проститутку. В конце песни звучит записанный на пленку розыгрыш: актер, изображающий «мистера Флойда», звонит из Лос-Анджелеса в Лондон «миссис Флойд», а трубку снимает актер, изображающий ее любовника. При этом голос реально существующей телефонистки и ее комментарии неподдельны.
МОЙ ОЧЕРЕДНОЙ ПРИПАДОК
Об этом как будто никто не упоминал, но открывающие песню реплики шлюшки, входящей в гостиничный номер Пинка, и доносящиеся из включенного телевизора фразы при внимательном прослушивании … складываются в диалог! В отличие от альбомной версии песни, в фильме диалога с телевизором не получается, зато мы видим на телеэкране кадры из старого военного фильма «Разрушители плотин». Выбор материала не случаен: герои «Разрушителей» при помощи прыгающей бомбы взрывали дамбу, защищавшую немецкий сталелитейный завод от воды — иначе говоря, разрушали стену.
Тем временем, не обращая внимания на свою гостью, Пинк постепенно накапливает в себе ярость, терзая душу мыслями об ушедшей любви. Используется метафора жгута (наркоманы, это для вас). Наконец чувства переполняют его, и Пинк принимается крушить гостиничный номер к ужасу ночной бабочки, которая немедленно испаряется.
НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ
Пережив «очередной припадок» (для него это типичный случай?), мистер Флойд падает без сил в любимое кресло и продолжает нытье. Брошенный всеми, забитый и окровавленный, он впервые позволяет себе мысли о возможном возмездии за свои страдания. В это время экран наполняется кровью и эротическими бреднями. Мультипликация Скарфа, изображающая миссис Флойд отвратительной червеобразной хищницей с жадно оттопыренной вагиной и сосущими губами, подливает масла в огонь. Дедушка Фрейд был бы очень рад, увидев всё это.
ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 3)
Пинк вновь вскакивает с кресла (очередной припадок?) и разбивает вдребезги телевизор (в альбоме — целую батарею телевизоров). Затем, обращаясь к окружающему миру, он заявляет, что ему более уже НИЧЕГО НЕ НУЖНО. Стена завершена, все кирпичи на месте. В фильме мелькающие эпизоды несуразной жизни Пинка перемешиваются с кадрами молодежного бунта. Это наводит на мысль о том, что жизнь, так же как и бунт, стихийна и не поддается нашему контролю.
ПРОЩАЙ, ЖЕСТОКИЙ МИР
С такими словами обычно уходят из жизни, Пинк же всего-навсего завершил воздвижение Стены. Отныне он будет полностью изолирован от жестокости окружающих.
Великолепный финал для первого отделения. Все, что мы видели и слышали до сегодняшнего момента, были болезненные воспоминания. Дальнейшие события будут развиваться в реальном времени.
ЕСТЬ ТАМ КТО-НИБУДЬ СНАРУЖИ?
Добро пожаловать в мир прогрессирующей шизофрении мистера Флойда. В мир включенного телевизора и отключенного сознания.
Оставшись совсем один, Пинк целеустремленно ползает по полу гостиничного номера, собирая из обломков недавнего погрома модели армейских казарм с бункерами и взлетно-посадочными полосами. Столь странная мания выдает в нем стремление жить упорядоченной и организованной жизнью. Кого-то озадачит то усердие, с которым Пинк сдвигает на несколько сантиметров банку из-под кока-колы, или перекладывает сломанный гитарный гриф, — для Пинка же не столько необходимо, сколько существенно желание гармонии и совершенства.
НЕ ВСЕ ДОМА
Похоже, в этой достаточно непривычной для Pink Floyd песне мы слышим настоящего Уотерса. И дело тут не столько в намеках на Сида Баррета («резинки, поддерживающие мои туфли») или Ричарда Райта («рояль для поддержки моего бренного тела»), здесь улавливается искреннее сожаление пресыщенной рок-звезды об утраченной возможности жить провинциальной моногамной жизнью.
В фильме для создания фона вновь использованы телевизионные кадры из «Разрушителей плотин». На сей раз это секвенция фрагментов, относящихся к псу по кличке Ниггер. Его хозяин, один из военныд летчиков, находится на боевом вылете, и Ниггер мечется по авиабазе, не находя себе места. Какой-то офицер довольно треплет пса по спине, другой пытается прогнать с базы. Наконец, Ниггер попадает под колеса машины и умирает. Для летного отряда его смерть — дурная примета. В контексте «Разрушителей» смерть собаки звучала как метафора невинных жертв войны, в контексте «Стены» совершенно очевидна параллель между Ниггером и Пинком. Пинк тоже не может найти себе места в поисках пропавшего отца,
В фильме Паркера Пинк ищет отца среди бесконечных солдатских трупов в окопах, но встречается с самим собой — взрослый с ребенком. Пинк-ребенок входит в пустую казарму и видит палату для умалишенных с длинным рядом казенных кроватей. В углу палаты он натыкается на помешанного — самого себя, взрослого. Это Старый Пинк — тот, что прислал «секретное сообщение» из «Психушки в Чалфонте». В ужасе мальчик убегает. Ему открывается пейзаж поля боя, воронки от взрывов, колючая проволока, перекрещенные пожарные молотки, торчащие из земли, и невменяемый Пинк-звезда, сидящий посреди пустыни в кресле перед включенным телевизором.
ВЕРА
Тон альбомной версии песни задает фонограмма фильма «Битва за Британию» — эпизод гибели пилота Саймона. В фильме Паркера мальчик Пинк оказывается на перроне, куда прибыл поезд с фронта второй мировой. Счастливые женщины, старики и дети встречают своих сыновей, мужей, братьев и отцов. Пинк среди них единственный, кто совершенно одинок. В отчаянии он обращается к Вере Линн, популярной в 40-е годы английской певице, которая вдохновляла британских солдат на сражения и в своих песнях обещала счастливое возвращение домой. Если говорить о композиции, то это самый пронзительный момент в «Стене».
ВЕРНИТЕ РЕБЯТ ДОМОЙ
Внезапно из густого тумана появляется военный оркестр, и все люди на перроне — дети, старики, женщины и мужчины — хором затягивают центральную, по мнению Уотерса, песню альбома. В ней всего две строчки и они не нуждаются в комментариях.
Бредософия Пинка достигает своего апогея. В дверь его номера стучится менеджер — пора ехать на концерт, — но Пинк не реагирует. Он слышит укоры Учителя, безжалостные комментарии Телефонистки, домогательства Шлюшки, чей-то издевательский смех, и его самообладание отключается.
КОМФОРТАБЕЛЬНОЕ ОЦЕПЕНЕНИЕ
Менеджер застает Пинка в полной отключке. Все в ужасе: директор отеля вне себя из-за страшного разгрома, агенты не могут привести Пинка в чувство, менеджер пытается вызвать доктора. Доктор приезжает и вкалывает Пинку наркан — средство, моментально снимающее кайф, но не в случае с параноиками! Вопреки ожидаемому эффекту, у Пинка видения еще более усиливаются. Он вспоминает, как в детстве принес домой больную крысу, но мать не приняла этого акта милосердия и отвергла бедное маленькое животное. Когда на следующее утро крыса издохла, Пинк утопил ее в подсознании, — в водах широкой реки — бросив туда вместе с крысой все свои разбитые надежды и иллюзии. Когда же у самого Пинка начался сильный жар, мать отвергла и его, оставив после визита доктора одного в темной комнате наедине с ночными кошмарами. Ребенок вырос, сон прошел. И теперь Пинк впадает в «комфортабельное оцепенение».
Эта удивительная песня, включая ее музыку, слова, исполнение и видеоряд, в полной мере передает обманчивое и пагубное сияние наркотического великолепия.
ЭЙ, ТЫ!
Обидно, что этой песней решили открывать вторую часть альбома (видимо, два массивных рок-номера подряд показались продюсерам чрезмерными). Черновики же и сам текст песни выдают нам ее первоначальное местонахождение — сразу после «Оцепенения». Как раз в этом месте по сюжету у Пинка еще есть время, чтобы задать себе несколько вопросов перед выходом на публику, а заодно оценить ситуацию. Наконец, в «Эй, ты!» слушателю впервые представляют червей, которые далее будут играть в сюжете прогрессирующую роль. Уотерс: «Черви — это символ темных сил внутри нас. Они могут жить в нас только тогда, когда нет света или какой-либо надежды в жизни». Заключенный Пинк недолго оставался одинок: вскоре черви приползли к нему, чтобы посеять в мозгу ненависть и разрушение.
После того, как песню передвинули на самое начало второго отделения, она, вырванная из контекста, зазвучала более обобщенно и, может статься, по этой причине не вошла в фильм.
ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ
У Пинка есть два выхода: либо умереть, потому что он «слишком стар» и «уже слишком поздно» начинать сначала, либо продолжать безумное представление, не помня собственных песен и не испытывая прежнего вдохновения. Буквально через минуту станет ясно, что он решил-таки продолжать шоу, но на сей раз уже по-своему и в новом обличье.
Паркер справедливо отказался от этой песни, ибо она несколько тормозит развитие.
ВО ПЛОТИ
Звучит реприза заглавной песни, и одурманенный нарканом Пинк выходит на сцену, движимый готовностью переродиться. Никаких вопросительных знаков, никаких реминисценций и сантиментов. Считайте, что прежний мистер Флойд безнадежно болен — на его «обломках» строится новая реальность, где всем воздастся и всем зачтется, где всех ПОСТАВЯТ К СТЕНКЕ. Нереальность происходящего подчеркивают неправдоподобно гармоничные для Pink Floyd партии бэк-вокала — вы как будто осязаете сияющий дурман. Любопытно, что это как раз самый радостный (доходящий до эйфории) момент альбома, но эта эйфория очень скоро превращается в кошмар.
БЕГИ СЛОМЯ ГОЛОВУ
Тоталитаристская, по выражению Уотерса, «иконография рок-н-ролла» такова, что во время стадионных концертов рок-исполнитель волей-неволей созерцает перед собой панораму перекошенных яростью лиц. «Суть в том, что из старых добрых Pink Floyd мы превратились в наше злобное alter ego», — так прокомментировал это для себя Роджер. Развивая свою мысль и вообразив ситуацию, при которой исполнитель упивался бы подобным положением вещей, Уотерс получил гипертрофированную до предела картину.
Неизвестно, что именно происходит на концерте у Пинка — слушателю предлагается шоу, которое видится самому артисту. Перед глазами же зарвавшегося идола разворачивается натуральный нацистский митинг с дальнейшими уличными погромами, избиениями и изнасилованиями. Теперь уже молотки, доселе навязчиво мелькавшие в фильме где-то «сбоку», нагло выходят на передний план и «дубасят в твою дверь».
ЖДИ ЧЕРВЕЙ
Очередное прощание с «жестоким миром» проходит под мерный топот сапог — бритоголовые сооружают подмостки для выступления своего новоявленного лидера. Тому чудится, что перерождение свершилось: массовые скандирования реальной публикой его имени в его ушах превращаются в крики «Молот! Молот!» И вот уже одетый в кожу фюрерообразный Пинк Флойд с воображаемым мегафоном в руке командует мрачным парадом, объявляя своим нацистам маршрут движения через районы Лондона, где проживает смешанное население. Упоминание «печей» и «газовых камер» из его уст звучит кощунственно по отношению к памяти отца, воевавшего против Гитлера. Но для помутившегося рассудком Пинка отец, не пришедший с войны, однозначно является предателем и подлежит уничтожению.
Cтоп.
Пелена спадает с глаз, и Пинк понимает, что он натворил. Поэтому его желание «вернуться домой, сбросить униформу и покинуть представление» следует воспринимать как суицидальное. Но единственная причина, по которой он согласен немного подождать в тюремной камере,- это любопытство. Он ХОЧЕТ ЗНАТЬ, является ли он единственным виновником случившегося, или все-таки нет.
Эта непобедимая жалость к себе, в придачу к любопытству и сомнениям, расценивается господствующими червями как «проявление чувств, близких к человеческим» и посему подлежит осуждению.
СУД
Песне этой следовало бы посвятить отдельное исследование, аналогов ей в творчестве группы не было и нет. Боб Эзрин, сочинивший музыку в стиле оперетт Гилберта и Сэлливана, по существу поднял художественную планку Pink Floyd, вдохновив Уотерса написать либретто, которое не всегда рифмуется, но идеально выполняет сверхзадачу. Остается лишь пожалеть, что только к своему финалу «Стена» достигает пика театральности.
Пинка судят Черви, и первым свидетелем, дающим против него показания, является Учитель. Речь его хаотична, полна суетливых самооправданий и завершается порывом «добить» подсудимого собственноручно. Второй свидетельницей выступает Жена Пинка. Ее показания — злорадство и жажда мести (сетования на былой недостаток общения с мужем выдают намек на Джуди Трим). Третьей свидетельницей выступает Мама. Она единственная не желает Пинку зла и по-прежнему мечтает иметь власть над сыном, но в ее речи также звучит комплекс самооправдания. Во время всего процесса Пинк изображен в виде тряпичной куклы. Ему уже все равно, что его судят. Он просто кукла, которую пинают от одного обвинителя к другому, — кукла, которая периодически хныкает, но ни разу не защищается.
Наконец Судья, изображенный Скарфом в образе здоровенной задницы, выносит приговор. Страдания Жены и Матери (Учитель не в счет) доводят его до кипения: он вот-вот уделается. По мнению Судьи, Пинк — отъявленный мерзавец, заслуживающий немедленной смерти. Но для объятого ужасом Пинка нет большего наказания, чем остаться без своей защитной скорлупы на виду у всех. И Судья, поддерживаемый хором толпы, приказывает сломать Стену.
В фильме крушение Стены сопровождается первичным криком Пинка. Перерождение, которого он так ждал, неожиданно свершилось.
ТАМ, ЗА СТЕНОЙ
И в конце люди, которых ты просто не замечал, «добренькие и сердобольные», готовые протянуть руку и прийти на помощь, встают перед твоими глазами.
Ты видишь детей, подбирающих использованные тобой кирпичи для создания собственных маленьких стен, а сам, счастливо скользнув в открывшееся пространство, учишься жить в новом для себя мире.
Набираясь сил и энергии, позабыв прежние беды и преодолевая ежедневные мелкие неприятности, радуясь неожиданному общению или знакомству, найдя себе новое увлечение или пробуя себя в непривычной роли, ты пересекаешь отпущенное тебе пространство и достигаешь следующего тупика. А за ним — новое пространство.
Кажется, здесь мы вошли?
(с) Максим Жолобов, 1999
|
Свободна
Скрыть опции темы
НЭПmen
Odesssa
Carpetbagger
PaVelCool
