Мировые политические новости

"..По свидетельствам участников событий, «было очень много иностранных людей, которых в России никто до этого не видел. Я имею в виду в первую очередь негров, да и просто других национальностей. Наши девочки прямо с ума сходили.» Телекритик Ирина Петровская пишет в «Известиях» о фестивальных днях, что тогда «любовь между советскими комсомолками и посланцами всех стран и континентов вспыхивала сама по себе, ни у кого не спрашивая разрешения». Алексей Козлов в своих нашумевших мемуарах «Козёл на саксе» публикует пикантные подробности :
"..Сам я не был участником этих событий, но слышал много рассказов, которые в основных деталях были схожи. А происходило вот что. К ночи, когда темнело, толпы девиц со всех концов Москвы пробирались к тем местам, где проживали иностранные делегации. Это были различные студенческие общежития и гостиницы, находившиеся на окраинах города… В гостиничные корпуса советским девушкам прорваться было невозможно, так как всё было оцеплено профессионалами-чекистами и любителями-дружинниками. Но запретить иностранным гостям выходить за пределы гостиниц никто не мог.
…События развивались с максимальной скоростью. Никаких ухаживаний, никакого ложного кокетства. Только что образовавшиеся парочки скорее удалялись подальше от зданий, в темноту, в поля, в кусты, точно зная, чем они немедленно займутся. Особенно далеко они не отходили, поэтому пространство вокруг гостиниц было заполнено довольно плотно, парочки располагались не так уж далеко друг от друга, но в темноте это не имело значения. Образ загадочной, стеснительной и целомудренной русской девушки-комсомолки не то чтобы рухнул, а скорее обогатился какой-то новой, неожиданной чертой — безрассудным, отчаянным распутством. Вот уж, действительно «в тихом омуте…» ..Спустя девять месяцев после Всемирного фестиваля молодёжи и студентов весной 1958 года на свет стали появляться «дети фестиваля». Молодым матерям сложно было скрыть плоды тех мимолётных связей из-за чёрной кожи малышей, и каждый выход на прогулку превращался в наглядную демонстрацию произошедшего. Консервативное общественное мнение было настроено негативно: негритёнок в коляске считался признаком лёгкого поведения его матери. Некоторые оценки общей численности детей фестиваля доходят до «множество» или «более 40 тысяч» человек. Некоторые издания даже считают, что после фестиваля 1957 года в СССР возникла новая этническая группа. Тем не менее, авторитетная оценка численности темнокожих детей фестиваля колеблется от «единиц» до «десятков».
Статистика :
Журналист А. Добровольский упоминает якобы попадавшуюся ему на глаза сводную статистическую выписку, подготовленную для руководства МВД СССР, зафиксировавшую рождение суммарно 531 мулата. Впрочем, характер изложения материала в статье, характерный для «жёлтой прессы», заставляет усомниться в существовании подобного документа. Необходимо отметить, что организованные газетой «Труд» поиски следов детей фестиваля неевропеоидных рас в различных профильных государственных, общественных и правозащитных структурах (фонд «Метис», Институт этнологии и антропологии, Центр межнационального сотрудничества, Московский дом национальностей) и вовсе не дали результатов.

Фестиваль проходил с 28 июля по 11 августа 1957 года. Всего в Москву прибыло 34 тысячи иностранцев. Самыми многочисленными были делегаты европейских стран; в частности, по две тысячи человек приехало из вполне белокожих Франции и Финляндии. Наталья Крылова, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института Африки РАН, отмечает, что чернокожих гостей фестиваля обоего пола насчитывалось порядка 5—6 тысяч — и они не были предоставлены сами себе, в рамках фестивальной программы за две недели было проведено свыше восьмисот мероприятий с их активным участием. Так что даже если предположить обоюдную гиперсексуальность сторон, за отведённое время не могло получиться сколь-нибудь значимого количества интимных контактов, а их результаты могут исчисляться десятками. Тем более, что между советской и иностранной молодёжью были сильнейшие культурные различия, к которым в данном случае добавлялись и расовые.

Так, по данным газеты «Іностранец», даже в нынешней России число потомков межэтнических связей с иностранцами достигает всего 7—9 тысяч в год на страну, а 30-летний россиянин в среднем из общего числа своих партнёрш (около десяти до этого возрастного рубежа) имеет менее 0,001 иностранки — в то время как его ровесник-американец из тех же своих десяти женщин имеет 0,2 иностранки, а француз из 15 — 0,5. То есть говорить о «толпах» жаждущих экзотической любви в 1957 году не приходится: слишком высоки предохраняющие межцивилизационные барьеры. Общество таким образом оберегает своих членов от межэтнических контактов не из расизма как такового, а из большой разницы культур, существенно снижающей шансы потенциальной пары на счастливый брак..." - "Википедия".

Это был обычный день, еще морозный, еще без первых полутонов весны и теплого ветра. Мы прогуливались вдоль Городского канала — и вдруг увидели этот кусочек китайского сада. Небольшие ворота, дорожка из камней, беседка–пагода, камни — особенные, другие. Этот сад молчал, но в нем было все: и тысячи лет до нашей эры, и шелковые гусенички, из которых потом прорвался в мировую историю Великий шелковый путь. И конфуцианские роли для людей, стремящихся достойно прожить свою жизнь в этом мире. Совсем немного ролей: родитель — ребенок, правитель — подданный, брат — брат, муж — жена, друг — друг. И еще — бумажные змеи: казалось, вот–вот они взлетят на небо откуда–то из–за пагоды, чтобы совсем уж нарушить прибалтийскую прохладу центра Риги и морозные разговоры группы туристов с рюкзаками за спиной… Я поднялась в беседку и решила просто помолчать. Чтобы послушать. На одном из камней торжественно было выбито: "Рига и Сучжоу — города–побратимы. 2012 год".

Но еще несколько раз мы прошли мимо удивительного крошечного китайского сада в центре Риги, еще несколько раз постояла я в беседке — и мне захотелось понять что–то большее. Итак, Сучжоу — город–побратим Риги. Маленькая китайская Венеция. Где каждый домик одной своей стороной выходит на реку, и десятки крошечных мостиков соединяют эти домики и улочки между собой. И сады, сады, сады… Еще две с половиной тысячи лет до нашей эры появилось все это. Наверное, дыхание самой известной своей особенности — "Сада скромного чиновника" — хотели передать нам друзья из Сучжоу. А может, сада "Львиная роща", или сада "Мастера сетей"… "Сад скромного чиновника" вырос из резиденции и сада китайского поэта ЛУ Гуймэня, потом отошел к храму Дахун и стал монастырским садом; наконец, снова поэт — ВАН Сяньчен — внес свою философию в этот сад, а его беспутный потомок проиграл наследство в маджонг… Пруды, беседки, камни и деревья. Каменные лабиринты из мостиков. Говорят, в таком каменном лабиринте сада "Львиная роща" заблудились двое бессмертных — ЛИ Тегуай и ЛЮЙ Дунбинь: они заблудились, но это их нисколько не смутило, они просто остались внутри и занялись игрой в шахматы — и до сих пор сидят там и играют. Потому бессмертные. И все–таки, наверное, крошечный философский сад, разбитый для Риги, более всего похож на сад "Мастера сетей". Его основал министр династии Южная Сун ШИ Чженчи. Он прочел так много трактатов о простой и уединенной жизни китайских рыбаков, что в 1140 году разбил свой небольшой парк и назвал его "Зал десяти тысяч звуков". "О чем же говорят эти звуки здесь, в центре Риги?" — вслушиваюсь я и затаиваю дыхание, чтобы ничто не мешало. Каждый услышит свое, я так полагаю. Я вспоминаю сказку, которую прочла еще в детстве. Об азиатском правителе, юноше, который скучал и искал в жизни нового — и злой колдун подарил ему перстень, который превращал человека в журавля. Правителю так понравилось надевать кольцо и превращаться в журавля, что он не заметил, как забыл человеческий язык и остался птицей навсегда… Я до сих пор не могу точно сказать, о чем эта сказка, но в том, что это умная и глубокая сказка, я не сомневаюсь. И что она как–то раскрывает тайну и этой пагоды в центре Риги, и этих как–то особенно, в рамках конфуцианской концепции, выложенных камней. И пусть чужая, китайская душа — загадка. Но это очень красивая загадка… Воздушные змеи взвиваются над Китаем, и все–таки в их сказках драконы обижают людей. Их герои тоже преодолевают препятствия и ищут свое счастье, но за невестами отправляются в подземное царство; и еще выбирают себе в жены не царевен и премудрых жен, а девушек, сошедших с картин, дев–пионов и нефритовых фей. Китайцы любят, как и мы, поэзию и живопись, но каллиграфия для них так же прекрасна — и мастером кунг–фу считается художник, который выводит иероглифы, и все свое мастерство, всю свою поэзию он открывает лишь в толщине линий, угле их изгиба и гармоничности иероглифов. И еще одна мысль, появившаяся в китайской беседке. Наши побратимы, жители китайского Сучжоу, подарили нам самое дорогое. Ведь они очень трепетно и бережно относятся к своим садам. Просто потому, что и их история похожа на русскую. И так же набеги татаро–монголов в XIII веке заметно подточили китайский культурный генофонд. И так же события времен Второй мировой войны: оккупация Китая японцами не оставила и следа от многих молчаливых садов Сучжоу, так что звуков — десяти тысяч звуков — стало гораздо меньше. И все эти философствующие камни и ручьи, пагоды и беседки, цветы и всю эту говорящую тишину пришлось создавать заново… А вчера я прочла еще одну китайскую сказку. О юноше–музыканте Сань Лане. Разбойники бросили его в море, здесь он полюбил дочь дракона. Дракон вырвал из бороды ус, зашил бедному музыканту рот и отправил на одинокий остров. Обитатели моря помогли влюбленным, привезли Сань Лану его любимую, выдернули из него ус дракона и научили юношу рыбачить. Так прожил он счастливо и долго на острове рядом с возлюбленной — всю свою земную жизнь. Мне кажется, вот такой одинокий рыбак на своей маленькой лодочке, на своем маленьком одиноком острове и со своим маленьким человеческим счастьем — это и есть мир Китая, мир, на который мы можем теперь посмотреть, каждый раз прогуливаясь по парку Кронвалда. С китайским Новым годом вас, друзья! Ника ПЕРСИКОВА. 19 февраля 2015. №07. http://press.lv/post/desyat-tysyach-zvukov-tishiny/