Свободен
Скрыть опции темы
Привет, гость!
Зарегистрируйся, чтобы получить полный доступ и возможность писать в форуме, группах и блогах.
Вход Регистрация
Вход Регистрация
 Василичь
|
|
|
А ты не завидуй.Делай что должен и будь что будет.Просто спроси себя - а правильно ли я поступаю и делай по совести.Тогда всё будет хорошо. То что поддерживаешь мужика - спасибо. |
 Art-ur
|
|
|
Да, я собственно и делаю то что считаю нужным. Только сейчас больше принято поступать по совести понятие долга как-то мало встречается.
|
|
Кудесник-Воскресший
|
|||
|
Поговорка викингов. Весомо сказано. |
||
|
Кудесник-Воскресший
|
|
|
Блин забыл рассказать. Когда я работал ювелиром, то был там один ветеран-афганец. Когда кто-то спрашивал его о войне : всегда мрачнел, уходил от ответа или просто замыкался. И я обратил внимание, что он никогда не ругался, не был груб... он в приципе был очень добр и радушен и избегал насилия на т/в.У меня прадед три войны прошёл от начала и до конца, ... он по рассказам о нём, тоже был очень добрым и никогда не ругался.Вот могу предположить, что кого то война делает если не пацифистами то людьми отрёкшимися от любой грубости и насилия.
|
|
Василичь
|
|
|
Просто когда реально узнаёшь цену человеческой жизни,а она такая дешёвая, как она легко кончается.Действительно как дуновение ветерка,к ней стараешся относится бережно.Большинство кто реально был на боедействиях действительно очень спокойно относятся к передрягам и стараются уйти от конфликтов.Надо очень довести человека что б он вспылил,вот тогда уже он идёт на пролом.А так чего психовать. |
|
banza2
|
|||
|
Ну что вспомнили спасибо конечно, только не нас вспомнили, а карман набили на истерике вокруг и около. Зачем обижать погибших враньём? Ты Василичь видел духов сотнями прущих на пулемёты? Воевать они умели и не надо показывать, что воевать приходилось только с обдолбаными отморозками. Понимаю, что если показать как было, то будет совсем не интересно. Работа она и есть работа и без истерик. Но работали мы не против дураков, нам противостоял умный и хитрый враг, а в этом фильме... Я лучше Чапаева посмотрю, там правдоподобней. |
||
|
banza2
|
|
|
Да, забыл спросить, я застал самое начало и даже не представляю, как в горах по шумам вертолёта можно, что-то определить, техника у нас была не такая, а на слух вертушку отыскать?
|
|
Кудесник-Воскресший
|
|||
|
В смысле: помимо боевого- много бытового(рутинного и однообразного)??? "От любви , пения и танцев- люди устают быстрее, чем от войны." - кто-то из философов античности(забыл кто). Это сообщение отредактировал Кудесник-Воскресший - 14-10-2006 - 18:38 |
||
|
Василичь
|
|
|
Я тоже не видел атакуюших цепей.Всё больше засады и мелкие группы.Там похоже было исключение.Может где и ещё были массированные нападения - не уточнял.Насчет вертушек,так они садились и взлетали с одного места за соседней горкой.Поэтому и накрыли по площяди. В смысле: помимо боевого- много бытового(рутинного и однообразного)??? Вот именно - бытового и однообразного если так можно сказать. Мы же не всё время стреляли.Просто лазенье по горам для чего то нам неведомого и ведомого командирам утомляет до бессилия.Пока вступишь в какую то стычку столько времени может пройти!Можно и проходить в пустую и через месяц вернутся к тем же задачам.Как такового фронта не было.Прочёска кишлаков и хождение по горкам в ожидании выстрелов утомляет больше всего. Грязь,холод,жажда,усталость- это не интересно ни кому.А именно это и является войной,а не стрельба. |
|
Кудесник-Воскресший
|
|
|
Вот про Вьетнам. Рассказ Р.М.Барела С июня 1967 года по июль 1968 года я проходил военную службу в Республике Южный Вьетнам. Я был пулемётчиком 1-го взвода, 9-й роты(1*), 3-го батальона, 7 полка, 1-й дивизии морской пехоты США. Во Вьетнаме я был известен под кличкой "Куки" ("Булочка"). Когда в июне 1996 года я нашёл свой дневник, который вёл во Вьетнаме, то стал переписывать его, задумав написать не просто военный рассказ, а повесть о войне - воспоминания о взводе морских пехотинцев, которым довелось долгое время испытывать боль и скорбь, которые заслужили честь и славу. Всё нижеизложенное - это пролог к моей книге, о которой я хотел бы услышать ваши отзывы. Наше подразделение дислоцировалось на высоте 65 "Мост Свободы". Мы вели боевые действия в зонах боевой ответственности, которые для многих были известны, как "Аризона" и "Додж Сити". Я принимал непосредственное участие в боевых операциях, таких как: "Нокс", "Фостер" ("Воспитание"), "Бэджер Хант" ("Барсучья охота"), "Ворф" ("Богатство"), "Рок" ("Скала"), "Мамелюк Траст" ("Удар мамелюков")(2*) и многих других. Моя книга посвящается морским пехотинцам 9-й роты и в особенности первому номеру нашего пулемётного расчёта капралу Рональду Алену Муру. Он добровольно вызвался идти вместо меня с огневой группой, выступавшей в поход ранним утром девятнадцатого июля 1967 года. В то самое утро, когда я лежал на холодной Вьетнамской земле, свернувшись калачиком под своим бронежилетом, вместо одеяла, Рон снял свой разгрузочный жилет и прикрыл меня им сверху. Я проснулся от тёплого прикосновения его жилета, и по сей день, я благодарен ему за этот заботливый поступок. Я уловил только, как промелькнула его тень, когда он вместе с огневой группой исчез в тумане раннего утра. Два часа спустя, их группа попала в засаду, в которой были убиты Кеннет Стокер и Рон. Впоследствии Рональд А. Мур был награждён высшей, второй по значимости, государственной наградой - Военно-Морским Крестом. Я и по сей день разыскиваю членов его семьи. Он был из Манхеттен Бич, штат Калифорния. Утром 23 января 1968 года я проснулся оттого, что у меня затекла шея. У меня всё болело, после того как я два часа проспал лёжа на твёрдой вьетнамской земле. Рано утром, когда я нёс дежурство на посту, густой туман плотно окутал нижний ярус джунглей, а теперь с рассветом он быстро рассеивался под лучами восходящего солнца. Один час спустя, мы выдвинулись в путь. Я шёл в головном дозоре. Оттого, что воздух был горячим и влажным, мы все взмокли от пота в течение нескольких минут. С предельным вниманием мы двигались сквозь густую растительность джунглей, опутанную вьющимися растениями. Мы осуществляли патрулирование в зоне боевой ответственности "Додж Сити", выполняя боевое задание по обнаружению и уничтожению врага(3*). Эта зона славилась большим количеством установленных мин-ловушек, множеством устраиваемых здесь засад, жестокими перестрелками и тяжёлыми, кровопролитными боями с врагом. Я двигался впереди всех, и в мою задачу входило: отыскивать установленные растяжки мин-ловушек и принюхиваться, чтобы на расстоянии определить врага по его запаху. Я знал, что в густой растительности джунглей перед тем, как заметить противника сначала чувствуешь его запах (4*). Позади меня двигался остальной взвод, вытянувшийся в длинную колонну. Грязный пот постоянно стекал с моего лба, шеи и спины. От обильного потоотделения моя нижняя рубаха засалилась и взмокла до самого пояса. Мои запачканные брюки разорвались и были все в сплошных порезах, из-за того, что накануне, мы проходили сквозь джунгли, густо поросшие кустарником, имеющим колючие игольчатые листья, края которых были словно лезвия бритвы. Вот уже несколько дней нам не доставляли припасов, и второй день нам нечего было есть. Наше патрулирование подходило к концу, и мы все очень страдали от жары и голода. Мы были грязными, измождёнными и имели жалкий вид. Нам предстояло прожить ещё один день во Вьетнаме. Мои глаза разъедал солёный пот, постоянно стекавший из подшлемника моей каски. Я выбрался из густой поросли джунглей на небольшой чистый участок, не имевший растительности, и поднял руку, чтобы отереть пот. И в то же самое время на расстоянии двадцати футов справа от меня на этот же участок из джунглей вышел вражеский солдат. Я остановился, и взвод позади меня также прекратил движение. Это был солдат коммунистической армии Северного Вьетнама. Он смотрел вниз на свой автомат АК-47, который был в его правой руке стволом вниз, и который запутался предохранительным кольцом мушки и штыковым креплением(5*) за вьющиеся стебли ползучих растений. Когда он рывком освободил свой автомат, то повернулся и увидел меня. Мы оба замерли. Мы стояли молча, уставившись друг на друга. Прошло две, три, пять долгих секунд, а мы всё так и стояли. Он был взъерошен. Волосы на его голове были взлохмачены с одной стороны, как будто он только что пробудился ото сна и не расчесал их. Помятость на его давно не мытом, бледном лице, говорила о том, что он недавно проснулся. Его форма была грязной и разорванной в клочья подобно моей. Через плечо свисал тощий спальный мешок, свёрнутый в скатку. И на нём не было головного убора. Его глаза, неподвижно застывшие на мне, казалось, излучали боль и грусть. Его автомат был по-прежнему опущен вниз, а моё оружие находилось в положении "на грудь", и мы оба знали, что у меня было преимущество. Другие, стоявшие позади меня, не знали о том, что здесь происходит. Ещё бы несколько секунд, и мы бы открыли огонь, завязав жестокую перестрелку. Ещё бы немного и всё вокруг было бы забрызгано кровью, на деревьях висели бы внутренности из распоротых животов, и кто-то испытывал бы адскую боль. Мы бы услышали свист пуль, стоны, крики, грохот, и в воздухе витал бы запах смерти и разрушения. Мы с ним прекрасно осознавали всё это. И поэтому северовьетнамский солдат сделал маленький шажок назад и стал ожидать, как я отреагирую на это. Мне показалось, что перед моими глазами промелькнула целая вечность. Я слышал, как громко урчал его пустой желудок. И вместо того, чтобы вскинуть своё оружие, я наоборот опустил его немного вниз и сделал такой же маленький шажок назад. Мы даровали друг другу жизнь, никто из нас не хотел умирать сегодня. Северовьетнамец издал вздох облегчения, причём его глаза сделались большими, после чего он ещё немного отступил назад. Я поступил тем же "макаром". Всё это время, мы не моргнув ни одним глазом, неотрывно смотрели друг на друга. Потом он повернулся налево и быстро исчез в высокой слоновьей траве. Я же повернулся направо, чтобы обойти стороной этот чистый участок посреди джунглей. И взвод, позади меня, снова начал движение. После того дня, я никогда и никому не рассказывал об этой случайной встрече, и мне хотелось бы знать - жив ли тот солдат? И мне хочется надеяться, что он всё-таки жив. Во Вьетнаме я вёл дневник, и вёл его, скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине. Я делал в нём краткие пометки и записывал имена друзей и знакомых, которых я знал главным образом по их прозвищам. За период моего пребывания во Вьетнаме, моя жизнь была тесно связана с жизнями других сорока семи морских пехотинцев из нашего взвода и во многом зависела от их поступков. Мы были молоды и глупы, и каждому из нас был отпущен свой срок. Мы трижды участвовали в жестоких боях, после которых только двенадцать из нас остались в живых. Я был единственным морским пехотинцем в роте, который вернулся из Вьетнама живым и невредимым, и за весь период боевых действий не получил ни единого ранения. Все эти годы мой дневник ждал своего часа, словно солдат, молчаливо ожидающий, когда его снова призовут на военную службу. Он просто лежал и пылился. Я же никогда не рассказывал другим о пережитом мною на войне. У меня не было никакого желания смотреть фильмы о Вьетнамской войне, а также я не читал книг про войну. Затем однажды, когда я начал читать книгу по истории Корпуса морской пехоты США, мне пришло в голову, что у меня тоже есть история, которую необходимо рассказать. Поведать о том, что все эти годы молчаливо хранил мой дневник, рассказать о другой стороне Вьетнамской войны. Я отыскал свой дневник, и принялся писать. Я писал три месяца и написал о том, что я помнил, а также о том, что успел позабыть, и вспомнил только, работая над страницами своей книги. Я заново услышал раздражённую громкую вьетнамскую речь, заново увидел красоту чужой страны и снова заговорил на армейском сленге, применявшемся только во Вьетнаме. Эта книга воскресила в моей памяти запах свежей крови, который долго потом витает в воздухе после окончания перестрелки. Я вспоминал те дни, в которых было всё: боль, страдания, триумф, счастье, смех, шутки и наша дружба. И эти воспоминания были яркими и отчётливыми. Когда я закончил писать книгу, то прочитал своей жене только последнюю страницу, а затем, потеряв самообладание, расплакался. Работая над книгой, я осознавал, что позабыл много высказываний и фраз, забыл армейский жаргон, а также терминологию оружия, которым мы пользовались. И всё же я хотел, чтобы читатель смог увидеть и услышать то же, что и я когда-то, смог понять, что за оружие и какая боевая подготовка были в то время. Я хотел развеять в пыль, то неправдоподобие, которое превозносит Голливуд в своих фильмах, которые, в конце концов, я сел и посмотрел, наконец. Я провёл свои изыскания, для того чтобы описываемые мной события, в точности соответствовали историческим данным, произошедшим в реальности. Я проверил, чтобы все даты, события, факты, а также цифры вражеских потерь и количество раненых и убитых морских пехотинцев, совпадали с действительностью. Я выяснил, что некоторые события, описанные мною, совершенно иначе описываются в боевых донесениях Корпуса морской пехоты. Многие морские пехотинцы, про которых я думал, что они были убиты, оказались занесёнными в списки раненых в бою (РВБ). Другие, про которых я думал, что они были только ранены, я нашёл внесёнными в списки убитых в бою (УВБ)(6*). Позже я нашёл эти имена, начертанными на чёрной гранитной стене Мемориала Вьетнамской войны в Вашингтоне, округ Колумбия. Я не знаю, чья оценка произошедших событий является более правильной, и может быть с прошествием времени для остальных это всё становиться неважным. Но для тех, кто был там и их родных всё это по-прежнему важно. Я изменил имена, только там, где это было необходимо, и дал новые имена только двоим морским пехотинцам, у которых не знал настоящих имён. По очевидным причинам, я был вынужден изменить и некоторые другие имена и фамилии. Я написал о том, что видел, о том, что испытал, и о том, что происходило во взводе морских пехотинцев, сражавшемся в период войны во Вьетнаме. Я также написал про свою личную жизнь и о том, как она изменилась, пока я был вдали от Штатов. О том, как вернувшись домой, я начал другую жизнь, не потому, что побывал на войне, а потому что достиг совершеннолетия(7*) и теперь видел вещи совсем по-иному, с другой точки зрения, приобретя другие ценности и другие потребности. Некоторые морские пехотинцы остались в живых и продолжают жить сегодня только потому, что я пошёл добровольцем служить во Вьетнам, и именно потому, что когда мы сражались с врагом, я был рядом с ними. Но были и другие, которые погибли, а я остался жить, хотя в тот момент, когда убили их, должны были убить только меня одного. Некоторые же погибли только потому, что они оказались рядом со мной и моим пулемётом М60, который я нёс на себе. Все они погибли только, потому, что свято верили, что оберегают свободу, и только благодаря им, сегодня у нас есть эта свобода. Многие из них, как и я сам, в то время даже и не подозревали, что у нас дома начинают проводиться акции протеста и демонстрации против войны во Вьетнаме. Мы воевали за свою страну и за то, во что мы верили, и это не могло не повлиять на то, как мы сражались и как умирали. Те, кто погибли там, стойко сражались и умирали, выполнив свой долг до конца, только потому, что свято верили в нашу страну, свято верили в Соединённые Штаты Америки. Они были морскими пехотинцами и простыми американцами, именно по этой причине, в их честь, я и написал свою книгу, которая является правдой от начала и до конца. Я написал её в надежде на то, что мы когда-нибудь снова не повторим ту же самую ошибку и не станем поливать грязью американских парней, сражающихся на войне. Я бы хотел, чтобы читатели поняли, что за всем, что происходит и описывается в моей повести стоят Соединённые Штаты Америки. Ведь это Америка послала нас, морских пехотинцев, во Вьетнам, исполнять свою работу - убивать коммунистических солдат. Это было как раз то, чему нас обучали. Я тоже отправился туда, чтобы убивать, и сумел вернуться оттуда живым. Я не знаю, все ли убитые мною - были вьетконговцы? Но я знаю точно, что убил много солдат коммунистической армии Северного Вьетнама, тех, кого обучали и снабжали две другие страны - Советский Союз и Коммунистический Китай. Я был морским пехотинцем и убивать коммунистов - было моей работой, и эту работу я выполнил. Для некоторых, многие высказывания в моей книге могут показаться оскорбительными. В сегодняшнем обществе они выглядят политически некорректными. Но я привожу их только потому, что они соответствуют высказываниям того времени и той эпохи, когда шла та война. Те слова и выражения, которые можно было услышать в нашем стрелковом отделении, придумывались разными людьми по всей Америке. И, несмотря на то, что среди нас были белые, чёрные, выходцы из Мексики - все мы были связаны едиными узами. Нас всех объединяло и роднило то, что все мы носили зелёный цвет Корпуса морской пехоты США. И мы использовали те выражения, для того чтобы охарактеризовать нас самих, нашего врага, и культуру той страны, которую мы не понимали. Это соответствовало духу того времени и той жизни, которой мы жили. Кто-то однажды спросил меня, жалею ли я том, что воевал во Вьетнаме. Нет, я не жалею об этом, и ни за что в мире не отказался бы от того жизненного опыта, который получил там. Мы сражались не ради недостижимой мечты, мы сражались за демократию против коммунистической агрессии, за тот образ жизни и помыслы, в которые мы искренне верили. Мы верили, что свобода и справедливость будут для всех. Мы почитали за честь служить своей стране, и у нас был удобный случай помочь другим обрести свободу, подобную той, какая есть в нашей стране. Я счастлив тем, что мне выпало в жизни стать очевидцем тех исторических событий и участвовать в них. Та война, которую мы вели во Вьетнаме, уже давно закончилась и мы уже больше не воюем там. А если та война и была проиграна, то не по нашей вине - мы выполнили свой долг. А по вине тех, на кого были возложены более высокие обязательства, и кто не смог справиться с ними. |
|
Василичь
|
|
|
Мне трудно сравнивать эти войны.Наверное они были разные,не в идеологии дело,там с обеих сторон применялись все виды вооружения.В этом отличия. Разных моментов у воевавшего солдата в памяти очень много и трагических и смешных.Что вспомнить всегда найдётся.Кто нибудь из мужиков позвонит и спросит,что мы делали в этот день.Откроешь дневник,почитаешь и пошли воспоминания.Ностальгия по тем временам всё же есть. |
|
banza2
|
|
|
Вообще свавнивать эти войны, просто невозможно, те кто воевал во Вьетнаме сюда не напишут, а про книжки мы уже говорили.
|
|
Кудесник-Воскресший
|
|||
|
А ты дневник писал? |
||
|
Василичь
|
|
|
Было дело.С первого дня до отьезда.
|
|
Василичь
|
|
|
Войны разные,да гибель одинакова.У них была своя идеология,у нас своя.
|
|
banza2
|
|
|
А нас в союзе ещё накачали, никаких записей. Политрук собака, сидел и диктовал письма матери, девчёнке(только одной)брату и двум друзьям, потом проверял на ошибки сука. А про фотоапараты я ваще молчу... Ну а на работе совсем тяжко писать, может кто и писал, но я не видел, точнее не хотел видеть особисты у нас ласковые такие были, все из себя боевые, в орденах, во все щели заглядывали и на работу даже провожали до перврого КПП. Потом говорят попроще стало, а нас с подворотничками и там зае-ли. Вообще у нас было немного по другому, запомнились сундуки, вот правду говорю, никогда ни заорали не по делу, учили всему и хорошо учили и без мордобоя и на работе всегда первыми были. А ты Василичь молоток, написал это ладно, а вот сохранил, это да!!! |
|
Василичь
|
|
|
Своего замполита помню.Хороший мужик.Мы с ним потом в Москве встречались. За письма домой,что редко пишешь,втык давал.Что дневник вёл многие знали, хоть и нельзя было.Вот фоток практически нет.За внешний вид гоняли,что б десантуру не позорили.Да и не было времени на неё.Пришли,загрузили боекомплект и опять вперёд.Больше недели на базе кажется и не сидели.Всё недосуг посчитать где сколько времени провели.Учились воевать без мордобоя,но с матом.Потом сами молодых учили так же. |
|
Василичь
|
|
|
Своего замполита помню.Хороший мужик.Мы с ним потом в Москве встречались. За письма домой,что редко пишешь,втык давал.Что дневник вёл многие знали, хоть и нельзя было.Вот фоток практически нет.За внешний вид гоняли,что б десантуру не позорили.Да и не было времени на неё.Пришли,загрузили боекомплект и опять вперёд.Больше недели на базе кажется и не сидели.Всё недосуг посчитать где сколько времени провели.Учились воевать без мордобоя,но с матом.Потом сами молодых учили так же. |
|
Кудесник-Воскресший
|
|
|
У меня на старой работе начальник был с Афгана- замполит(майор). Кантузия, но и слух ходил, что его свои же... за редкий сучизм. Вскоре я убедился на собственной нервной системе и своей зарплате. Я человек внешности брутальной, но нрава покладистого. Зае..л он как-то до слёз, под конец дня, весь женский персонал и принялся за меня в стиле "круглое тоскаем, квадратное катаем". Когда дошло до покрывания х..ми в мой адресс, я огорчился и полез в драку . Нас розняли до как только мы сцепились. Ряд последующих его действий заставил сильно в нём разочероваться как в человеке... Вот такой замполит. Кстате вы писали мордобоя к молодым не было, совсем? Дедовщина была грубо говоря? Просто я в дошкольном возрасте(перестройка) услышал то ли из телевизора , то ли из радио о дедовщине в Афгане(просто в память врезалось). Это сообщение отредактировал Кудесник-Воскресший - 17-10-2006 - 00:05 |
|
Василичь
|
|
|
Уроды везде есть,и замполиты и рядовые.Как таковой дедовщины у нас по крайней мере не было.Так,по мелочи.Представь,сегодня ты набил ни за что кому то физию,а завтра с ним вдвоём где нибудь в переделку попадёшь и как он себя поведёт ты не знаешь.Может и пулю пустить,потом разбирайся что и как.Калаши на той стороне теже.Хотя слышал что дедовщина там была.Где как,всё зависит от мест службы и командиров. |
|
banza2
|
|
|
У нас дедовщина была невозможна, наше подразделение попало за речку уже плотно спаянным, прошедшим хорошую школу. Вот когда торчали в туркмении, там дедовщиной развлекался авто.бат, но сильных перегибов небыло даже у них, так дурковали маленько. А вот "комисары" были все, как на подбор, ну не видел ни одного нормального, все уроды.
|
|
Василичь
|
|
|
Кто на блоках постоянно сидел у них наверное и было.Рутина наверняка сплошная.Караул и спать и так постоянно,кроме может прикрытие коллон и обстрелов.Хотя не хочу наговаривать на ребят зря,без фактов.А заполиты везде разные были.Кто ругает,кто хвалит.
|
|
Кудесник-Воскресший
|
|
|
Ночной конвой Лонгбинь - Бьенхоа Форрест Брандт В октябре 1968 года мне довелось принимать участие в осуществлении боевого охранения транспортной автоколонны, следовавшей по маршруту Лонгбинь - авиационная база в Бьенхоа. Эти несколько грузовиков, которых мы должны были сопровождать, прибыли к нам из Сайгона с большим опозданием, которое произошло из-за того, что в Сайгонском доке в момент погрузки, что-то случилось с подъёмным краном. И теперь из-за этого наш конвой должен был отправляться в путь ночью, когда нет нашего верного союзника - ярко светящего солнца. Перед отправлением я находился в служебном кабинете, где со мною были майор Гонзальдо и майор Заремски (фамилии изменены) - два моих злопыхателя, от которых исходили все мои беды. Время от времени они украдкой бросали друг на друга хитрые взгляды и потешались над моей персоной, видя, что я нахожусь в затруднительном положении. Я уже почти закончил экипироваться: пристегнул кобуру и затянул все ремешки на бронежилете, но у меня никак не получалось прикрепить подшлемник к стальной каске(2*) и от этого во мне закипала злость. Я был уверен, что те двое только того и ждут, что от досады, я обмочусь в штаны прямо в их присутствии. Но я не доставил им такого удовольствия - мне удалось, наконец, справиться с этой проблемой, после чего я тут же приступил к окончательной сверке радиопозывных. Мне казалось, что оба майора испытывают огромное удовольствие от одной только мысли, что меня, новоиспечённого лейтенанта, недавно назначенного на должность заместителя начальника по транспортным перевозкам G/4 в штабе 1-й бригады связи в Лонгбине, посылают в тяжёлый и опасный путь. Уже после того, как я произвёл сверку, майор Заремски, мой самый злейший враг, предложил мне вооружиться находившимся в кабинете пистолетом 45-го калибра(3*) без ударника - эдаким детским пугачом. Как он пояснил, со стволом такого размера я буду выглядеть как Джон Уэйн, намекая на то, что если я вооружусь настоящим оружием, а не этим игрушечным пистолетиком, то буду представлять большУю опасность для людей, которыми мне предстоит командовать. В резкой форме я отверг его предложение, чуть было, не нагрубив старшему офицеру, и настойчиво потребовал свою М-16, запертую в оружейной пирамиде, а вместе с ней и подсумок с пятью полными магазинами. Два майора могли и дальше продолжать дурачиться и таращить свои усмехающиеся глаза, сколько им было угодно, но мне надо было идти, и идти не просто так, а подготовившись к возможному боестолкновению. Я ни в коем случае не собирался отправляться в дорогу просто так без оружия. Если же их это не устраивало, то они могли поискать кого-нибудь другого вместо меня. На дороге у крайних штабных строений в одну линию был выстроен весь подвижной состав нашей колонны. Здесь же присутствовало и моё начальство, которое вышло посмотреть на то, как мы будем отправляться. Я сел в машину с правой стороны и стал прикреплять переносную радиостанцию к своему бронежилету, одновременно шаря внизу подошвами сапог, отыскивая место, куда можно было бы их удобно поставить на неровной поверхности туго набитых мешков с песком, устилавших металлический пол джипа. Ещё раз, проверив радиочастоты и свой список с позывными, я вошёл в радиосеть и убедился, что радиосвязь со мной поддерживается. После этого отдал приказ водителю начать движение. К провожавшим нашу колонну майору Заремски и майору Гонзалдо присоединился подполковник Папероне. По выражению его лица было видно, что он чем-то сильно обеспокоен. Полной противоположностью ему были оба моих начальника. На их физиономиях по-прежнему играла глупая ухмылка, а сами они были похожи сейчас на родителей, сажающих нежеланного ребёнка в автобус, уезжающий в летний лагерь. Я понимал, что играю с огнём, и то, что я сделаю, может потом сказаться на мне, но, всё же выпрямившись на сидении и вскинув руку в быстром и чётком воинском приветствии, отдал честь подполковнику Папероне. Это заставило обоих майоров сменить выражение на их лицах и ответить мне тем же. Это походило на ребячество, но я хотел, чтобы они знали, что я не так уж прост, каким кажусь на первый взгляд, и тоже могу играть в суровые мужские игры. Наша колонна состояла всего лишь из четырёх машин, две из которых были джипами военной полиции, с установленными на них пулемётами М-60 на треногах, которые собственно и предназначались для охраны двух остальных 2,5-тонных армейских грузовиков(4*), перевозящих комплектующие детали радиостанции большого радиуса действия, которая использовалась для прослушивания глубоких вражеских тылов, а также для посылки сжатых закодированных сообщений нашим боевым группам, которые, как я полагал, действовали за линией фронта. Радиоэлектронное оборудование такого типа обеспечивало связь с отрядами сил специального назначения, действующими по ту сторону демилитаризованной зоны (DMZ). Эта установка была доставлена в Сайгон только сегодня, и её следовало первым же самолётом переправить I-му корпусу(5*), сражавшемуся на границе между Северным и Южным Вьетнамом. Кому-то, эта аппаратура нужна была ещё вчера - вот почему нас так спешно отправляли в путь этой ночью. Мы должны были пройти расстояние всего лишь в десять или двенадцать "кликов" (километров) по дороге между населённым пунктом Лонгбинь и авиабазой Бьен-Хой(6*), по которой днём можно было без опаски проехать, и, которая ночью превращалась в "чёрную дыру". Я был не единственным, чья душа не находила себе покоя, в течение этой поездки на тот аэродром. По накатанной дороге мы добрались до караульной будки на выезде из базы - дальше нам предстояло ехать на максимальной скорости, не останавливаясь. Когда мы пересекли первую точку нашего маршрута, я оповестил об этот движущийся за нами транспорт, а мой водитель переключил свет фар с ближнего на дальний. У меня засосало под ложечкой, пот стекал по моей спине и рукам. Тревожное чувство овладело мною. "Что же будет дальше?" - спрашивал я себя и не находил ответа. Мы окунулись в мир, покрытый мраком. Передние фары машин высвечивали в темноте путь. Незаметно мы погружались в ночь. Холодный синий свет прожекторов нашей военной базы, отражавшийся в зеркале заднего вида, стал превращаться в маленькие точки. Издавая рычащий звук, двигатели набирали обороты. То нарастающий, то затихающий ревущий вой трансмиссий и моторов, однообразный шорох колёсных шин, трущихся о дорожное покрытие - всё это наводило меня на мысль о том, что наши машины идущие в колонне друг за другом, уж очень похожи на уток, вот так же вереницей двигающихся в тире. Мой водитель был очень взволнован и пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Я чувствовал, как он мысленно подгоняет грузовики, медленно тянувшиеся за нами. Мы ехали впереди, и поэтому наша машина была подготовлена для ведения боя: на ней не было ни крыши, ни ветрового стекла; на переднем бампере был закреплён резак для проволоки(7*), а антенна образовывала дугу над моей головой(8*) и была похожа на изогнутое удилище с извивающейся радужной форелью на конце лески. Встречный поток горячего и влажного вьетнамского воздуха обдувал меня спереди, трепыхая рукава моей армейской куртки, этим самым, уменьшая потоотделение и заставляя меня думать, будто бы мне было холодно Мельком я посмотрел на пулемётчика, находившегося сзади, и увидел, что его рука сжала рукоятку пулемёта так, что побелели костяшки пальцев. Его указательный палец потирал кончик спускового крючка, находясь в готовности открыть огонь сию же секунду. Его глаза были всё время в движении, он всматривался в проносящиеся мимо нас тени по сторонам, надеясь или всё же не надеясь отыскать среди них цель для стрельбы. Я был раздосадован и желал только одного - чтобы мы мчались со скоростью света. Я постоянно думал о том, как же всё-таки я беззащитен - сидящий на переднем сиденье едущего автомобиля белый человек ростом шест футов два дюйма, в стране низкорослых рассерженных людей жёлтой расы. Мне не давали покоя мысли о том, насколько же прочен мой бронежилет, как же всё-таки мало поверхности головы защищает мой шлем, а также, сколько же секунд боя пройдет, прежде чем на подмогу прибудет команда быстрого реагирования. И ещё я размышлял о своей беспомощности в этом мире войны, о том, что всё решает жребий, и как легко оказаться жертвой случайных обстоятельств и совпадений, оказавшись не в то время не с теми парнями и не в том месте. Вдруг на горизонте показалось какое то зарево. Наш джип направлялся прямо в центр этого сияния, словно мы намеревались расколоть пополам этот светящийся шар. С каждым оборотом колёс далёкий свет принимал ясные контуры, как будто мои молитвы были услышаны, и мы ехали со скоростью света, приближаясь к своей цели, в то время как по сторонам проносились неясные отблески. И вот я уже мог разглядеть очертания маленькой деревеньки, располагавшейся по обеим сторонам дороги, где пролегал наш маршрут. Улочка, по которой нам предстояло проехать, освещалась сверху несколькими рядами висящих на проводах лампочек, светивших жёлтым и белым светом, образовывая зловещий светящийся туннель, уходивший в кромешно-чёрный горизонт. Мой нос уловил отчётливый специфический запах вьетнамской деревни - запах гниющего мусора, человеческих нечистот и выхлопа дизельных движков. Это было деревушка Нюкмонг. Водители наших машин стали подавать звуковые сигналы, и к какофонии работающих моторов добавилось мычание сигнальных гудков, возвещающих о нашем приближении и решимости, не останавливаясь, промчаться по этой деревне на полной скорости. Я уже мог разглядеть суетящиеся фигурки сельских жителей, расхаживающих по своим делам, при этом мне захотелось узнать, что же такое они делают ночью? Моему взору предстала завораживающая картина: всё вокруг тонуло в оранжево-красном свете от горящих лампочек, и этот свет превращал трёхмерные фигуры людей в плоские двухмерные очертания, которые, замерев, стоя подпирали стены своих домов и магазинчиков. Я ожидал, что деревенские жители будут спать в это время, но они расхаживали повсюду, словно это происходило в самый разгар базарного дня. Ещё я подумал, что здесь, что-то не так, и стал пристально осматривать длинные тёмно-серые проходы между строений и увидел там бегающих детей, лающих собак и разгуливающих кур. Оглядев торговые палатки, я заметил у одной из них старика и женщину, которые оживлённо торговались между собой по поводу имевшихся в продаже уток, воробьёв, сахарного тростника и бамбука. Они ненадолго перестали спорить и тупо уставились на меня. После чего снова вернулись к прерванному занятию. Когда они смотрели на меня, то я заметил, что война успела оставить свой отпечаток на их морщинистых лицах. На улице также находились и молодые девушки в aoi dai(9*); они отворачивались в сторону, надеясь уклониться от похотливых взглядов сексуально озабоченных Джи-Ай(10*). - Ну а где же молодые мужчины? - спрашивал я себя, и вдруг осознав, что их вообще нет вокруг, тут же сам ответил на свой вопрос: - А сам ты думаешь, где? Эта мысль вырвала меня из задумчивости и вернула к реальной действительности. Наслаждаться этой сюрреалистической картиной можно было и дальше, но мы были на войне, наш конвой двигался в зоне, которую ночью контролировали "Чарли"(11*), и я принялся с удвоенным вниманием осматривать окна, крыши, дверные проёмы и проходы между домами, отыскивая взглядом тех самых молодых людей, которые возможно уже поджидают меня. Ревя моторами, мы промчались и выехали их этого светящегося туннеля с застывшими фигурами деревенских жителей. Мне не хотелось быть повёрнутым к ним спиной, поэтому я обернулся назад на своём сидении и стал пристально глядеть на дома и людей, что оставались позади нас. Думаю, что я увидел десятки разгневанных лиц, произносящих клятву отомстить нам за наше вторжение в их ночь. Что же, возможно так оно всё и было. Убедившись, что мы отъехали от деревни на расстояние, превышающее дальность ружейного выстрела, я повернулся вперёд, лицом к возможной опасности, и мы продолжили свой путь дальше. Как только вдалеке показались огни авиабазы, моя тревога стала постепенно улетучиваться. Мои ладони перестали потеть, и мне уже больше не казалось, что моё сердце бешено стучится о бронежилет, надетый на мне. Лишь мои глаза выдавали беспокойство во мне - их взгляд оставался напряжённым. Мы въехали в ворота авиабазы Бьен-Хой; я откинулся на спинку сиденья и нажал тангенту микрофона радиостанции. |
|
Василичь
|
|
|
Колонны никогда не сопровождал.Но знаю каким бывает это горький хлеб.
|
|
banza2
|
|
|
Я сопровождал... Не весело там было.
|
|
Рекомендуем почитать также топики: Экономика нацистской Германии. Двойники .... Ленинская национальная политика 1917-1922 гг. Карибский кризис... Пропаганда в СССР. |