МАРК СОЛОНИН

Сказанное еще раз убеждает нас в том, что с самого начала планирования гитлеровцами войны против СССР они последовательно и неуклонно готовились к агрессии против нашей страны, ставшей фактом 22 июня 1941 г. Что же касается возможных ответных действий СССР, то в упомянутых немецких документах, как и в составленных в более поздние сроки, высказывались лишь предположения, поскольку конкретными данными о планах советского командования германская сторона не располагала. Надо признать, что об этих планах мало что знали и советские историки, хотя после той войны прошло уже более полувека. Поэтому не случайно в дискуссии, упомянутой в начале статьи, почти сразу и вполне естественно возник вопрос о содержании предвоенных оперативно-стратегических планов Генерального штаба РККА [6], поскольку в них надеялись найти дополнительные аргументы для опровержения версии В. Суворова, а также ответ на самый острый вопрос: как наши военные руководители готовили армию к войне и почему ее начало сложилось для Красной армии столь трагично. В ходе дискуссии в 1991-1993 гг. впервые были опубликованы ранее совершенно секретные особой важности документы Генерального штаба РККА, давшие возможность более конкретно представить динамику планирования войны с Германией. Однако все документы, составленные в Генштабе РККА до мая 1941 г., опубликованы "Военно-историческим журналом" в вариантах, больше ставящих вопросов, чем дающих ответов.

– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара! Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт. Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться – победить! Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это. Это, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми. Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно. Но оправдать это нельзя тоже. А тут каких-либо ошибок я, собственно, не вижу. В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну. – Но Гитлер-то уже решил, уже на него было трудно повлиять… [c. 33] – Мы все-таки в его голове не сидели. Он уже в 1939 году был настроен развязать войну. А когда он ее развяжет? Оттяжка была настолько для нас желательна, еще на год или на несколько месяцев. Конечно, мы знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике? Очень трудно. …Сколько раз беседуем на эту тему, столько раз уточняю. И через пять, и через десять, и через пятнадцать лет Вячеслав Михайлович говорит одинаково, и у него это – не попытка оправдания, а неколебимое убеждение.

– Я к вашему произведению отношусь строго. Появился человек, который сказал более правдивое слово, и вдруг он – против Сталина! Суть дела не в том, чтобы вовремя очень [c. 34] точно угадать, когда будет нападение, а суть в том, что не допустили Гитлера в Москву, не допустили в Ленинград и в Сталинград – вот в чем суть! Суть, в конце концов, в конечной нашей блестящей победе! И бросить тень на Сталина теперь, когда его нет в живых… – Я исходил из того, – говорит Стаднюк, – что это и оправдывает Сталина. Почему мы не были готовы, потому что полагали… – А мы были готовы! – горячо перехватывает инициативу Молотов. – Как это – не были? Вот это и не правильно вы говорите, что мы не были готовы. В чем? – В общем, ко дню нападения, к самому часу нападения мы не были готовы. – Да к часу нападения никто не мог быть готовым, даже Господь Бог! – возражает Молотов. – Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы сказал: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня вынуждают действовать!» Конечно, это упущение, конечно, это недостаток. Конечно, есть и другие упущения. А вы найдите такую возможность, чтобы в подобном вопросе не было упущений. Но если на них сделать упор, это бросает тень на главное, на то, что решает дело. А Сталин еще никем не заменим. Я являюсь критиком Сталина, в некоторых вопросах с ним не согласен и считаю, что он допустил крупные, принципиальные ошибки, но об этих ошибках никто не говорит, а о том, в чем Сталин прав, без конца говорят, как об отрицательном. По сути, к войне мы были готовы в главном. Пятилетки, промышленный потенциал, который был создан, он и помог выстоять. Иначе бы у нас ничего не вышло. Прирост военной промышленности в предвоенные годы у нас был такой, что больше было невозможно! Перед войной народ был в колоссальном напряжении. «Давай, давай!» А если нет – из партии гонят, арестовывают. Можно ли народ, или партию, или армию, или даже своих близких держать так год или два в напряжении? Нет. И несмотря на это, есть такие вещи, которые оправдывать нельзя. Ошибки были, но все дело в том, как эти ошибки понять. [c. 35] Во-первых, чьи это ошибки, во-вторых, как их можно было избежать. По крайней мере, эти два вопроса возникают. Напряжение ощущалось и в 1939-м, и в 1940-м. Напряжение было очень сильное, поэтому немножко, конечно, было добродушие какое-то, ну, желание передышки. Кто-то мне недавно говорил, упрекая: «Жданов-то где был?» Он в Сочи был, когда началась война. Ну, конечно, можно было не ездить в Сочи в 39-м году или в 40-м году, да и дальше в 41-м, а в конце концов больному человеку, что с ним сделаешь, как-то надо дать передышку. Упрекают: «О чем они думали? О войне? Нет, они в Сочи сидели!» Оптимисты, мол, какие, члены Политбюро. Каждый день всех членов Политбюро, здоровых и больных, держать в напряжении… А возьмите весь народ, все кадры. Мы же отменили 7-часовой рабочий день за два года до войны! Отменили переход с предприятия на предприятие рабочих в поисках лучших условий, а жили многие очень плохо, искали, где бы получше пожить, а мы отменили. Никакого жилищного строительства не было, а строительство заводов колоссальное, создание новых частей армии, вооруженных танками, самолетами… Конструкторов всех дергали: «Давай скорей, давай скорей!» – они не успевали, все были молодые конструкторы!.. Я знал довольно хорошо Павлова, командующего Белорусским округом. Он был расстрелян как человек, который растерялся. Танкист, крепкий мужик, и, конечно, преданнейший партии человек. Он готов был свою жизнь отдать в боях, в чем хотите, за нашу страну. Ну, дубоватый, ну, допустим, – это больше беда человека, чем вина. Ну уж не настолько он дубоватый, дорос до командующего! Это каждого можно так. Недостаточно умен, дубоват, но не каким-то, а честным путем, как коммунист, дорос до командующего. А 21 июня оказался в театре. Ему говорят, что на границе не все спокойно, а он: «Ничего, вот после спектакля займемся этим делом». А как ему было сказать, что нельзя ходить в театр и в 39-м, и в 40-м, и в 41-м – это тоже неправильно. Значит, тут уже получилась больше беда, с моей точки зрения. Не потому что человек не хочет или даже не понимает, а потому, что утомляется, хочет передышки, и оставлять его без этого невозможно. [c. 36]

Исходя при разработке плана, казалось бы, из правильного положения, что современные войны не объявляются, а они просто начинаются уже изготовившимся к боевым действиям противником, что особенно характерно было продемонстрировано фашистским руководством Германии в первый период Второй мировой войны, соответствующих правильных выводов из этого положения для себя руководство нашими вооруженными силами и Генеральным штабом не сделало и никаких поправок в оперативный план в связи с этим не внесло. Наоборот, план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15–20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны, на протяжении которого войска эшелонов прикрытия от приграничных военных округов, развернутых вдоль границ, своими боевыми действиями должны были прикрывать отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил наших войск. При этом противная сторона, т.е. фашистская Германия с ее полностью отмобилизованной и уже воюющей армией, ставилась в отношении сроков, необходимых для ее сосредоточения и развертывания против нас, в те же условия, что и наши Вооруженные Силы.
РГВА. Ф. 41007. Д. 3. Лл. 33–44

Я просмотрел недавно книгу Иссерсона «Новые формы борьбы». Там даются поспешные выводы, базируясь на войне немцев с Польшей, что начального периода войны не будет, что война на сегодня разрешается просто — вторжением готовых сил, как это было проделано немцами в Польше, развернувшими полтора миллиона людей. Я считаю подобный вывод преждевременным. Он может быть допущен для такого государства, как Польша, которая, зазнавшись, потеряла всякую бдительность и у которой не было никакой разведки того, что делалось у немцев в период многомесячного сосредоточения войск. Каждое уважающее себя государство, конечно, постарается этот начальный период использовать в своих собственных интересах для того, чтобы разведать, что делает противник, как он группируется, каковы его намерения, и помешать ему в этом.
Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1) М.: Терра, 1993. С. 153

Задачи этих соединений:
а) уничтожение прорвавшихся и проникших в армейскую зону мотомеханизированных соединений противника. Артбригады, опираясь на противотанковые районы, во взаимодействии с авиацией встречают танки огнем, расстраивая атаки и задерживая их до подхода мехкорпусов. Мехкорпуса фланговыми и концентрическими ударами, развертываясь под прикрытием противотанковых районов и огня артбригад, во взаимодействии с авиацией уничтожают мехчасти противника;
б) борьба и уничтожение высадившихся в тылу авиационных десантов;
в) подготовка и оборудование противотанковых районов и тыловых рубежей.

Использование мехкорпусов командующими армиями только с разрешения командующего фронтом.
http://army.armor.kiev.ua/hist/stratplan-pribovo.shtml

На поставленные Вами вопросы сообщаю следующее:

28-я ТД 21.6.41. после совершения 135-км марша из РИГИ сосредоточилась по приказу штаба округа в р-не ГРУДЖАЯ. Таким образом, 1-й день войны застал дивизию в 145 км от границы. В ночь с 21.6 на 22.6.41 производилась разведка маршрутов вдоль ШЯУЛЯЙ-ТИЛЬЗИТСКОГО шоссе, а в 14.00 22.6 дивизии приказано выступить в совершенно другом направлении на КУРШЕНАЙ. В новом р-не из корпуса поступило распоряжение, что высылается 16 цистерн горючего, но вместо чего прислано было 16 бочек, что позволило заправить полностью только 6 танков.

С 22-го на 23 июня 28 ТД, совершив ночью марш в направлении УЖВЕНТИС, ЖВЕРАДИС, ПОПРУДИС, сосредоточилась в р-не: ЖВЕРАДИС, УЖКИРЯИ, ПОПРУДИС, БОМБАЛИС. Установить связь с 23 ТД при всех попытках не увенчались успехом, так как место ее нахождения никто не знал, в том числе штаб корпуса. Дивизии в течение часа было поставлено 3 задачи: атаковать в направлении ПАШИЛЕ, КАЛТИНЕНАЙ, СКАУДВИЛЕ. Противник прорвался на КРЯЖАЙ – атаковать КРЯЖАЙ.

Противник прорвался в направлении ВАРНЯЙ – не допустить его через межозерное дефиле. В 15.00 23.6 дивизия выступила с двумя танковыми полками (без мотополка, который по приказу Военсовета был оставлен в г. РИГА) выполнять задачу по разгрому КРЯЖАЙСКОЙ группы пр-ка. На марше разведка донесла, что пр-ка в м. КРЯЖАЙ нет. Дивизии пришлось делать поворот на юго-запад и действовать в направлении КАЛТИНЕНАЙ – СКАУДВИЛЕ, предварительно организовав сильную танковую разведку, так как, где пр-к, где свои войска, никто не знал. Ни одной разведсводки, ни оперсводки из штаба корпуса или штарма не поступало.

После ночного боя в р-не КАЛТИНЕНАЙ дивизия, ведя сильную ночную разведку, вышла в 5 км вост. КАЛТИНЕНАЙ, имея в виду (по моему решению) с рассветом 24. 6. атаковать пр-ка после тщательной разведки в направлении СКАУДВИЛЕ. В 1. 00 24. 6 лейтенант Фетисов, ком-р бронероты, привез приказ ком-ра корпуса: «Пр-к прорвался ВАИГОВО рассветом 28 ТД атаковать», м. ВАИГО-ВО было в 25 км в тылу дивизии на сев. – восток, и дивизии пришлось, выполняя приказ, совершить 25-километровый марш в обратном направлении, чтобы с рассветом атаковать, но высланная разведка показала, что пр-ка в ВАИГОВО нет.

В ночь с 24-го на 25 июня дивизии поставлена была задача атаковать в направлении ПАШЕЛЕ, КЕЛМЕ. Перед выступлением задача была изменена – атаковать на КРЯЖАЙ. Справа по приказу должна была действовать 23-я ТД. 25. 6. 28-я ТД вела 8-й часовой бой в р-не ПАШЕЛЕ, КАЛТИНЕНАЙ, где она была окружена, а в это время 23-я ТД отошла за озера в р-н ВАРНЯЙ и приказ о наступлении получила только, как выяснилось на разборе 28.7, после того, когда 28-я ТД вышла из боя. 90-я СД имела приказ на отход и его начала 24.6.