Наш красивый город Волгоград и область. Том№2

«Весь день 15 сентября, уничтожая группы немецких автоматчиков, под шквальным огнем мы подбирались вплотную к фашистам, окопавшимся на восточном склоне Мамаева кургана. Ожесточенное кровопролитное сражение на склонах с переменным успехом шло весь день и ночь 15 сентября.

Ранним утром 16-го, после бомбежки и мощной артподготовки из всех видов орудий из-за Волги и со стороны города, после второго залпа гвардейских «катюш», вслед за танками в атаку поднялись батальоны нашего полка. Огнеметами и гранатами мы «выкуривали» немцев, засевших в окопах на склонах. К полудню 16 сентября наш 39-й гвардейский стрелковый полк штурмом взял Мамаев курган.
В этой битве за легендарную высоту я сражался пулеметчиком в передовых рядах штурмовых рот. Мне шел двадцатый год. Я был комсоргом роты. Хотя и был молод, но в роте считался обстрелянным воином, так как участвовал во многих боях и был ранен под Киевом.

Весь день и ночь 16 сентября гвардия вела за Мамаев курган ожесточенные, кровопролитные бои, не раз переходившие в рукопашные схватки. Рукопашный бой обычно краток, но страшен: тут или победа, или смерть. В ход шло все: штыки, приклады, ножи и просто тяжелые осколки бомб и снарядов. Ад был кромешный, волосы шевелились на голове... После боя, в минуты короткого затишья, я многих видел поседевшими.

16 и 17 сентября высота по нескольку раз переходила из рук в руки. После неоднократных психических атак пьяных и обезумевших фашистов, жутких бомбежек пикирующих бомбардировщиков противнику ненадолго удалось захватить водонапорные баки на самом верху Мамаева кургана и потеснить наш батальон на восточный склон. Создалась угроза расчленения полка. Мы спешно зарылись в землю. Передовая была как слоеный пирог. Наши окопы и траншеи были так близко к немецким, что они не осмеливались ни бомбить, ни обстреливать нас из орудий и минометов. Дрались в основном гранатами и пулеметами в ближнем бою. Сближались порой настолько, что бросать гранаты и стрелять было опасно — перебьешь своих. Брали пулеметы за дуло и прикладами колотили врага. По сигналу ракеты бросались снова и снова вперед... Падали убитые, стонали раненые, а живые шли дальше. Мы упорно пробивались к вершине кургана — и враг не выдержал, отступил, устилая склоны трупами.

Ожесточеннее боев, чем за Мамаев курган, я не видел ни до ни после Сталинграда. Были моменты, когда живых вокруг оставалось меньше, чем мертвых. Слыша крики «Ура!», стоны раненых вперемешку с руганью дерущихся, мы не думали о смерти. Просто не было времени думать о ней. Мозг сверлила одна мысль: убить врага и отбить курган.

17 сентября, после того как мы отбили назад водонапорные баки (на самом верху высоты, где сейчас стоит статуя Родины-матери), немцы озверели. Артиллерийско-минометный огонь был настолько силен, что не было возможности поднять голову, пошевелиться. Авиация фашистов больше часа «месила» землю Мамаева кургана. На нас кидали бомбы и по тонне весом. Некогда крутые и обрывистые склоны от непрерывного обстрела стали пологими. И когда казалось, что на высоте не должно остаться ничего живого, на нас пошли немецкие танки, а за ними автоматчики.

Изо дня в день мы отбивали отчаянные атаки врага одну за другой, иногда до десятка в день. Сами ходили в контратаки... Тогда, в сорок втором году, в горсти взятой с кургана земли было больше осколков, чем самой земли.

Зима. Кругом снег, а курган черный. Два года спустя на нем ничего не росло, такой плотности был огонь. Наши воины выдержали и победили: до конца битвы в этом месте фашисты так и не прошли к Волге».©

А ворон ещё летает

Кто-то может подумать, что после пугачёвского нашествия страсти на Переволоке улеглись, и Царицын стал провинциальным уездным городком Саратовской губернии. А вот как бы и не так!

Страсти здесь кипели еще долго, и много людской кровушки окропило привольные пространства между Волгой и Доном. Опасаясь повторения мятежей, правительство направило сюда 80 тысяч регулярных войск. Этого, по тем временам, было вполне достаточно для отражения приличного иноземного вторжения.

Но, надо сказать, опасения были далеко не беспочвенны. К тому же, Пугачёв, доставленный нашим доблестным Суворовым пред грозные очи главнокомандующего графа Панина, смутил того неясным намёком: дескать, он ещё не ворон, а всего лишь воронёнок. А ворон-то, мол, ещё летает.

Слухи, подобно пожару в степи, разгораются с немыслимой скоростью. Так и в здешних местах полетели по городам и весям вести, что скоро придёт на Переволоку некий разбойник Заметаев и начнёт производить новое разорение, почище прежнего. Панин издал распоряжение, близкое к паническому: под страхом строжайшего наказания запрещалось верить будоражащим слухам и ни под каким соусом имя разбойника не упоминать.

Понятно, что подобное распоряжение только подбросило сухих сучьев в тлеющий до поры до времени костёр. Ну, как можно запретить верить во что-то или в кого-то? В народе начались нешуточные волнения. Ещё слишком свежи были в памяти кровавые забавы ватаг «императора Петра Третьего», и много ещё оставалось желающих, поднять топоры на господ. В Саратове и Царицыне были срочно учреждены пункты по розыску разбойника, по Переволоке во всех направлениях зашарили войсковые команды, выискивая измену. Было проведено тщательное следствие. И оказалось, что действительно есть такой Игнат Заметаев, дьяческий сын родом из Рязани. Бывал он тихой сапой и в Царицыне, и в других волжских городах. А потом, сколотив шайку из нескольких десятков человек, спустился вниз по Волге, где всласть пограбил купцов.

Разбойник Игнат Заметаев

Затеи его носили сугубо уголовный характер, он и думать не думал ни о какой политике. А тем более, совершенно не собирался воевать с целым государством. И когда разбойнички узнали о той сомнительной славе, которая бежала впереди них и грозила положить конец не только их набегам, но и вольной жизни вообще, крепко призадумались, а потом решили разбегаться, кто куда.

Но не тут-то было. Их разыскивали со всем тщанием, по их следам, словно стаи гончих, неслись солдатушки-бравы ребятушки во главе с охочими до обещанных наград офицерами. Помог, как это часто бывает, предатель. Некий малороссиянин Нечипоренко, желая исхлопотать себе помилование, выдал коллег по шайке властям.

В июле 1775 года Игнат Заметаев был схвачен и, закованный в железа по рукам и ногам, привезён в Царицын. Сподвижники его были забиты в колодки. Здесь атамана приковали к стене и держали постоянно в таком положении. Офицерский караул не отходил от него ни на шаг и денно, и нощно. Вот как опасались власти повторения мятежей. Призрак Пугачева будто витал над этими местами, сполна хлебнувшими горюшка в лихую годину.

Участь разбойников была решена только в сентябре. Все они, вкупе с атаманом, были биты кнутом и клеймены в тех местах, где они грабили проезжающих: в Саратове, Царицыне и Астрахани. То есть наказание последовало трижды, после чего всех сослали на каторгу в Нерчинск. Доносчик Нечипоренко миновал злой участи, он был освобождён из-под караула и отпущен восвояси.

Снова взбрыкнуло в наших местах

А через пять лет снова взбрыкнуло в наших местах. Пятеро уральских казаков, прибыв в Дубовку, зазывными речами сбили с панталыку местного жителя Максима Ханина. Да так, что тот, бросив свое слесарное ремесло, ни с того, ни с сего объявил себя чудесно спасшимся всё тем же императором Петром Третьим. Но бдительные власти не дремали. Дерзкий слесарь был тут же схвачен и сослан на каторгу. Народ, как полагается, безмолвствовал. Это была последняя попытка самозванства, связанная с именем несчастного Петра, павшего от руки собственной жены, известной в русской истории под именем Екатерины Великой.

Однако, с исчезновением многочисленных самозванцев, на Переволоку отнюдь не снизошли мир и благорастворение воздусей. Наоборот, словно то ли природа озлилась, то ли сам Господь Бог разгневался на здешних обитателей, только неописуемые беды, одна за другой, обрушились на этот невезучий край.

Разразилась странная эпидемия

В январе-феврале 1782 года по всей Саратовской губернии, куда входил тогда Царицын вместе с прилегающими землями, разразилась странная эпидемия: насморк и головная боль мучили людей беспощадно. Смертных случаев, однако, не было. Время еще не пришло.

Летом следующего года полили беспрерывные и обильные дожди. Урожай погиб на корню. Ещё через год по весне в здешних местах пронёсся сильнейший ураган, опрокидывавший суда на Волге. И вновь посевы были уничтожены градом величиной с голубиное яйцо. А осенью случилось уж и вовсе небывалое доселе: от вечера до утра можно было наблюдать северное сияние.

Затем силы небесные, видимо, утомились или решили дать людям роздых. Несколько лет прошли в относительном спокойствии. Но на переломе веков пошли всякие несообразности. Началось с того, что с некой крестьянкой (вернее, не с ней, а с её телом) случилось невероятное происшествие, о котором долго судачили по всей губернии. Та женщина сначала померла, а когда лежала в гробу, у неё вдруг начал то появляться, то исчезать румянец на щеках. Сначала подумали, что у неё просто обморок, и хоронить погодили. По обычаям того времени, ей отворили кровь. Она хлынула, как у живой, но покойница так и осталась покойницей.

Тут уже родня и лекарь пришли в полное изумление: и хоронить боязно, и оставлять негоже. Нашли компромисс. Странную покойницу отпели, опустили в могилу, но зарывать не стали. Да ещё и приставили солдата на караул – мало ли что: вдруг той приспичит вылезти на белый свет. Однако не приспичило. Хотя румянец продолжал всё так же регулярно появляться на щеках и исчезать. И трупный запах, между прочим, отсутствовал. Как не было и малейших признаков разложения. Так продолжалось несколько недель. А потом труп вдруг почти мгновенно превратился в прах. Диковинное происшествие документально зафиксировано, но сколько-нибудь вразумительного объяснения так и не получило.

Потом у какой-то мещанки родился небывалый урод: от головы до пояса человек, а ниже – не поймёшь что, но очень похожее на рыбий хвост. И вместо ушей – дырочки. Страшилище прожило пять часов и всё зыркало по сторонам, пугая любопытных своими буркалами навыкате. Хотели было отправить его в Кунсткамеру, но убитая горем мать умолила не предавать огласке её несчастье.

В 1807 году здешних жителей до полусмерти перепугала комета, светившая ярким и каким-то мерцающим светом.

Явилась чёрная смерть

Все эти явления народ посчитал за зловещие знаки, предрекающие неслыханную беду. И оказался прав. В конце того же 1807 года на край обрушилась чума – чёрная смерть. Явилась она в Черноярском уезде, соседнем с Царицынским. Срочно были учреждены три заставы: в Царицыне, Камышине и Саратове. Были прерваны любые сообщения. Губернию оцепили солдатские и инвалидные команды, с Дона пришёл на подмогу казачий полк. Был запрещён оборот металлических денег, а бумажные окуривали специальным составом. Но смерть начала собирать свой зловещий урожай. Дома умерших сжигали, часто вместе с телами. Царицын оказался в самом центре бушующей напасти. Но, к чести жителей, они не спасовали перед бедой и держались мужественно, хотя немало горожан погибло.

Чума стала затихать лишь к весне. В губернии служили благодарственные молебны, а царицынцы за стойкость были удостоены монаршего благоволения, которое было выражено в именном рескрипте.

В 1810 году на здешних небесах вновь засияла яркая комета, и тут уже народ оказался на грани паники. Все были уверены в наступлении новой неминучей беды. И она пришла на всю русскую землю в виде наполеоновского нашествия. Однако до здешних мест воинственный император не дошёл, великая война доносилась сюда слабыми отзвуками событий, и царицынцы совсем было успокоились. Но, как оказалось, очень даже напрасно. Потому что в 1830 году их накрыла холера. И опять более всего болезнь свирепствовала именно в Царицыне. Ей предшествовала небывалая жара, принесшая с собой мглу, гарь и смрад. Люди умирали прямо на улицах, и некому было убирать трупы.

Жители прятались в домах, за наглухо запертыми окнами. Лишь кое-где, как тени, бродили одинокие фигуры, с повязками на лицах. Для отпугивания смертельной болезни пытались использовать деготь и чеснок. Других средств, кроме этих ненадёжных, не было. Два месяца бушевала эпидемия, унеся с собой жизни почти половины населения города.

Потом ещё долго несчастья будут преследовать Переволоку, но, слава Богу, таких горестных испытаний больше не выпадало. А с середины 19 века Царицын начинает входить в силу и становиться одним из важнейших центров Российской империи. И, по законам марксизма-ленинизма-сталинизма, процесс становления капитализма, сопровождался обманом, преступлениями и народными слезами. Прямо, как в начале российских реформ конца 20 века. ©