Ай да Коля !Ай да....

Он приходил под дверь к бабушке несколько месяцев. Объяснялся знаками. Прятал в лохмотьях огрызок карандаша и рисовал им смешные рисунки. Починил - он был до войны часовщик - сломанные часы.

Потом немцев согнали в теплушки и увезли. Примерно в то же время произошло знаковое для послеокупационного Киева событие: на том месте, где сейчас Майдан Незалежности (тогда это были похожие на разбитый гуннами Рим руины) вешали немцев. Это были офицеры СС и РОА. Поглазеть собрался весь город, тем более, что смотреть приводили организованно: воинскими частями, школами и трудовыми коллективами. Маме было одиннадцать и ее класс посчитали достаточно взрослым, чтобы вести на публичную казнь.

Мероприятие было омрачено разгильдяйством: из двенадцати повешенных трое оборвались и их вешали заново. А одного уронили, не переломав шею, и он долго дрыгался в петле. Каждый раз, когда немец, падая с эшафота, обрывался, толпа затихала, потом по ней проносилось разочарованное "Ууууууу", а когда упавшего вытаскивали из под эшафота, люди начинали хохотать.

Маму это "Ууууууу" так испугало, что она заплакала, а когда учительница шикнула на неё - чего, мол, плачешь за фрицев - с маленькой мамой случилась истерика. Моей дочке сейчас чуть меньше, чем было тогда ей. Я пишу и представляю падающих и обрывающихся немцев, многоликую, но единую в своей ненависти толпу, и учительницу, приводящую ревущую девочку домой, чтобы с пристрастием допросить родителей об источнике симпатий ребёнка к фашистам.

Немец, которого бабушка подкармливала, выжил и в начале 60ых написал из Западного Берлина в Киев. Он благодарил за спасённую жизнь и звал в гости. Письмо оканчивалось смешным рисунком. Бабушка оставила его без ответа, опасаясь, как бы чего из такой переписки не вышло.

Мама - ей 84 года - говорит, что ей до сих пор снятся повешенные на Крещатике. Иногда во сне дрыгается болтающийся в петле. А иногда ее саму ведут через толпу, чтобы повесить.